Крутицкое подворье

См. также: Успенский собор

Достопримечательность
Крутицкое подворье
Крутицкое Патриаршее подворье
Страна	Россия
Город	Москва
Конфессия	Православие
Дата основания	XIII
Строительство	1667—1727 годы
Настоятель	епископ Игнатий (Пунин)
Статус	Объект культурного наследия РФ № 7710365000
Состояние	действует
Сайт	[www.krutitsy.ru Официальный сайт]

 памятник архитектуры (федеральный)

Крути́цкое подво́рье (Крутицкое Патриаршее подворье, Крутицкий архиерейский дом, Крутицы) — исторический памятник, основанный в XIII веке, сначала как монастырь, а затем как резиденция епископов Сарских и Подонских; бывший филиал Государственного исторического музея. Памятник архитектуры XVII века. Расположен в Таганском районе Москвы на пересечении Крутицкой улицы и 1-го Крутицкого переулка. Название подворья происходит от слова «Крутицы», обозначавшего в древности возвышенности на левом берегу реки Москвы ниже устья Яузы.

С 1991 года — подворье Патриарха Московского и всея Руси, где располагается с 2001 года Отдел по делам молодёжи Русской Православной Церкви.

Памятники подворья

• Собор Успения Пресвятой Богородицы на Крутицах (историческое название Малый Успенский собор) 1700 г. с нижним храмом Петра и Павла (1667—1689 гг.), построенный Осипом Старцевым. Позже, в 1895 г., был добавлен придел святого Сергия Радонежского. Высота собора до подкрестного яблока составляет 29 м, главки куполов кирпичные. Утраченные колокола были отлиты в 1730 г.
• Митрополичьи палаты (1655—1670 гг.) представляют собой двухэтажное кирпичное здание размером 27,25×12,35 м, к южному фасаду здания примыкает сохранившееся в первоначальных формах крыльцо 1727 г.; здание капитально отреставрировано П. Д. Барановским.
• Крутицкий теремок и Воскресенские переходы, соединяющие палаты и собор, созданы в 1693—1694 годах зодчими Осипом Старцевым и Илларионом Ковалёвым. Теремок и Святые ворота облицованы уникальными многоцветными поливными изразцами работы Степана Иванова (использовано до двух тысяч изразцов).
• Храм Воскресения Словущего на Крутицах (Крестовая палата), построен в 1650-е годы на фундаменте начала XVI века.
• Корпус митрополичьих приказов 2-й пол XVII в.
• Набережные палаты, 1719 г.
• Деревянные дома XIX века — № 6, 8, 11, 13 по Крутицкой улице
• Двухэтажный дом XIX века — № 4 по Крутицкой улице

Примыкающие с юга и востока одноэтажные здания принадлежат хозчастям Министерства обороны.

Создание и расцвет подворья

Княжеское село Крутицы стояло на очень важных для Москвы древних путях, ведущих в Коломну и Рязань. В те времена левый берег Москвы был крутым, обрывистым. Отсюда и название монастыря, основанного в XIII веке, — Крутицкий.

По одному из преданий в XIII веке князь Даниил Московский основал на этом месте храм, при котором около 1272 года была устроена мужская обитель. Мужской монастырь позже стал Московским подворьем епископов Сарских и Подонских, епархия которых находилась на территории Золотой Орды во время монгольского владычества.

По другой версии — основание Крутицкого монастыря связывается с именем греческого летописца Варлаама, приехавшего из Византии вслед за Сарскими епископами и обосновавшегося здесь, в Крутицком урочище. Не исключено, что Сарские епископы вместе с Варлаамом построили здесь церковь во имя Успения Пресвятой Богородицы, вокруг которой и образовался монастырь.

В XIII веке значительная часть русского населения оказалось в ордынском плену. Для церковного окормления русских в Орде по инициативе Александра Невского в 1261 в столице Золотой Орды Сарай-Бату была учреждена Сарская (Сарайская) православная епархия, впоследствии Сарская и Подонская епархия:

В 1261 году, к утешению Российской Церкви и народа, страдавших от ига татарского, в самой Орде поставлена была кафедра христианского епископа. Святитель Сарайский был наставником и учителем князей, томившихся в Орде, и целых тысячей русского народа, захваченных в плен татарами, и оставшихся в Орде в виде рабов, — и имел титул Сарского и Подонского; ибо область его простиралась от Черного Яра по Хопру и по Дону.

В 1272, при сыне Александра Данииле, Сарская епархия основала своё подворье в подмосковных Крутицах, тогда же был освящен первый Петропавловский храм (1272—1356). Последующие правители — Иван II Красный и Дмитрий Донской — завещали крутицкому храму значительные вклады (в завещании Ивана II упомянуты всего три храма и первым — Крутицкий).

Впервые о существовании «Святей Богородицы на Крутицах» мы узнаем из духовной грамоты князя Ивана Ивановича Красного конца 1350 года, который оставляет четверть «ис тамги ис коломенское», «собе в память», и дает одновременно в Успенский и Архангельский соборы Кремля «костки московские» в память по своем отце и по своей братьи и по собе".

По сути это первый случай отказа духовных средств в виде руга для монастыря или храма вне Кремля.

Весьма вероятно, что речь идет именно о монастыре, а не о церкви, — в последнем случае завещание было бы менее понятно.

Первая духовная князя Дмитрия Ивановича (1372 год) подтверждает пожертвование с интересной формулировкой: «А что отец мой князь великий, [сдал]… к Святей Богородици на Крутицу [четвертую часть ис тамги ис Ко]ломенское… а того не подвигнуть».

В XV веке с ослаблением Орды и сокращением русского населения Сарая — Сарская епархия также сокращалась.

В 1454 году епископ Вассиан перенёс свою кафедру в Крутицы, став первым в истории епископом Крутицким, Сарским и Подонским. Имена «Сара» и «Подон» были воспроизведены в именах окрестных речек (современный Саринский проезд). Первый каменный Успенский собор, позже перестроенный в митрополичьи палаты, был заложен в 1516 году.

В 1589 Крутицкие епископы были возведены в сан митрополитов (начиная с митрополита Геласия, умершего в 1602). В 1612, когда кремлёвские соборы были захвачены поляками, крутицкий Малый Успенский собор, бывший, фактически, главным храмом московского православия, также был разграблен оккупантами.

В XVII веке во владениях Крутицких митрополитов находились слобода Дубровка (1-я Дубровская улица), слобода Арбатец (Арбатецкая улица), Крутицкая слобода, Калитники и село Кожухово. Расцвет Крутиц связан с митрополитом Павлом II (1664—1676), основателем местной библиотеки. Именно при Павле завершается строительство Митрополичьих палат на месте старого Успенского собора и начинает строиться новый собор. Излюбленное место пребывания патриархов, Крутицы также были местом заточения протопопа Аввакума перед его проклятием на соборе 1666 года.

Крутицы в XVIII—XIX веках

В 1711, с упразднением патриаршества, крутицкие митрополиты были понижены в ранге до епископов (исключая митрополита Игнатия Смолу, 1719—1722; титул Митрополита Крутицкого и Коломенского восстановлен в 1920 для Патриаршего Наместника). Московский пожар 1737 года серьёзно повредил Крутицы; вследствие пожара деревянная крыша теремка была заменена железной, сожжёные лики святых — забелены известью. Теремок оставался в таком виде до благоустройства в 1868. В 1744—1751 в Крутицах действовала основанная в 1739 духовная семинария, позже переведенная в Покровский монастырь.

В 1764 была упразднена Сарская и Подонская епархия, в 1785 — Крутицкая епархия. Опустевшее подворье было передано Военному ведомству, а церковное имущество и архивы епархии были перевезены в кремлёвский Чудов монастырь.

Успенский собор выгорел в пожар 1812, так, что четыре года спустя главнокомандующий гарнизоном А. П. Тормасов приказал разобрать его и переделать под казармы или конюшни. Решение было отменено после вмешательства духовенства, уже после вскрытия склепов крутицких епископов. Только в 1817 Успенский собор обрел новую, деревянную, крышу, а верхний храм открыли только в 1823. Последующая реконструкция, поддержанная великим князем Александром Николаевичем, заняла более тридцати лет (1833—1868), с участием Е. Д. Тюрина и К. А. Тона.

В советский период

Служба в Успенском соборе прекратилась не ранее 1924; затем, утварь была разграблена, а фрески и образа — замазаны. Вся территория подворья была отдана во власть военных. В 1936—1938 Воскресенскую церковь перестроили под казармы, а на старом кладбище спланировали футбольную площадку.

В 1947 решением государственного Комитета по делам архитектуры составление проекта реконструкции Крутиц было поручено П. Д. Барановскому. Реставрация заняла более тридцати лет, в то время, как в подворье продолжали обитать различные военные и гражданские службы. В 1964 Успенский собор был передан ВООПИиК, в 1968 — Главкниге. Только в 1966 Крутицкие палаты были признаны музейным объектом; с 1982 Крутицы — филиал Исторического музея.

В 1991 часть подворья была передана церкви, другая же часть вплоть до 1996 использовалась как гауптвахта московского гарнизона. На официальном сайте подворья высказывается спорная версия о том, что именно в Крутицах содержался Л. П. Берия.

Реконструкция Крутиц продолжается по сей день. В мае 2007 года ведутся работы в зданиях Воскресенской церкви и Набережных палат. В августе 2008 года в Успенском (верхнем) храме закончены реставрационные работы, восстановлены фрески, иконостас и интерьер храма.

Кремлёвское Крутицкое подворье

В Московском Кремле существовало Кремлёвское Крутицкое подворье. Оно располагалось по соседству со знаменитым Кирилловским подворьем — подворьем Кирилло-Белозерского монастыря, которое находилось недалеко от Фроловских ворот (ныне Спасская башня) при Афанасьевском монастыре. Это был собственный двор Крутицкого митрополита, почему и именовался «Крутицким митрополичьим двором».

Подворье было расположено правильным продолговатым четырёхугольником от востока к западу длиной в 25 сажен, шириной в 13 сажен, в котором жилые и служебные строения занимали место в виде ограды шириною в аршин, 31/2 сажен, так, что посредине этой ограды существовал обширный двор, с воротами на Спасскую улицу.

Жилое митрополичье здание было в три яруса и заключало в себе Крестовую, длиной в 12 аршин, шириной в 9 аршин, Столовую длиной и шириной в 9 аршин и другие жилые покои, которых всех в 1770 году числилось 12.

В связи с Крестовою стояла и митрополичья церковь во имя Благовещения Богородицы, вероятно в юго-восточном углу здания, где при разборке строений под ними были открыты каменные расписные палаты, засыпанные потом для уравнения площади (Гастев план Кремля № 37).

По свидетельству одной записки, относящейся к 1610 году, московская служба Крутицкого владыки заключалась в том, что он обязан был каждое воскресение приезжать с Крутиц в Москву и служить с патриархом церковные службы в Успенском соборе. Так было во времена патриаршества, но ещё в 1551 году по правилам святительского суда Крутицкому владыке предоставлялось, если митрополиту не поможется, занимать его место и совершать его суд (А. И., I, 273, II, 422). Поэтому нельзя сомневаться, что Кремлёвское Крутицкое подворье уже существовало и в то время, как необходимое помещение для приезда и пребывания Крутицких владык в Московском Кремле.

В 1770 году по случаю предложенного к сооружению проекта Баженовского дворца, Крутицкое подворье в Кремле было упразднено, а потом в 1776 году и совсем разобрано. На месте подворья и расчищенных других дворов образовалась обширная площадь.

Режим посещения

Богослужения совершается в храмах Воскресения Словущего и Успения Пресвятой Богородицы Успенского собора. Храм св. Петра и Павла временно закрыт (с 2005 года). Проход внутрь подворья возможен в дневное время, со стороны Крутицкой улицы или 1-го Крутицкого переулка. Проход к Арбатецкой улице закрыт. Запрещено курение на территории. Фотосъёмка допускается с разрешения настоятеля.

В окрестностях подворья

• Moscow, Novospassky Monastery 01.jpg

  Новоспасский монастырь

• Moscow, Sewage Pumps, Max Hoeppener, 1890s.jpg

  Насосная станция 1890-х гг, Музей воды

• Moscow, Arbatetskaya Street 2-28.jpg

  Одноэтажная застройка Арбатецкой улицы

• Новоспасский монастырь.
• Крутицкая улица, № 2/13 — Музей воды. Комплекс насосной станции 1890-x годов (арх. М. К. Геппенер).
• Между подворьем и Арбатецкой улицей — ряд из четырёх одноэтажных деревянных домов XIX века, построенных для ветеранов Отечественной войны 1812 года, ныне занимаемых военной квартирно-эксплуатационной частью (Арбатецкая улица, № 2/28). В результате пожара в июне 2011 один из домов серьёзно пострадал.
• Между подворьем и Симоновским валом — Алёшинские (бывшие Крутицкие) казармы. До 1798 принадлежали церкви; впоследствии неоднократно перестраивались. Здесь в 1843 сидел А. И. Герцен. С 1904 место дислокации батальона Астраханского полка, с 1914 — школа прапорщиков. С 1922 названы в честь участника Октябрьской революции А. А. Алёшина. В советское время — гарнизонная гауптвахта, ныне здесь размещены помещения синодального Отдела по делам молодёжи РПЦ. В начале XIX века между казармами и Симоновым монастырём также располагались укреплённые пороховые склады (на месте нынешних домов 18—26 по Симоновскому валу).

Транспорт

• Станция метро «Пролетарская»

Литература

• Энциклопедия «Москва», 1998.
• Воздвиженский Ф., прот. Историческое описание древней Владычней обители на Крутицах и уцелевших от неё памятников Успенского Крутицкого собора, Крестового храма, надвратного Крутицкого терема. М. 1893
• Соловьев И. В. Краткое историческое описание Крутицкого патриаршего подворья в Москве. М.2001
• Соловьев И., свящ. Крутицкое подворье в прошлом и настоящем. М., 2007, 142 с.

Ссылки

• [krutitsy.ru/ Официальный сайт]
• [www.южнопортовый.рф/his1_2.html История на сайте Южнопортового района]
• [polikliet.livejournal.com/tag/Крутицы Фотографии в блогах]
• [odintsovgrigori.ucoz.ru/index/teremok_v_kruticakh/0-191 Теремок в Крутицах]. Генеральный план всего комплекса памятников архитектуры Крутицкого подворья и планы его основных зданий и сооружений.

Отрывок, характеризующий Крутицкое подворье

Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.



Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.


Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.