Пахарькова, Любовь Яковлевна

Любовь Пахарькова
Имя при рождении:	Любовь Яковлевна Пахарькова
Род деятельности:	Заслуженный мастер спорта СССР по альпинизму, участник атомного проекта СССР
Дата рождения:	30 октября 1917(1917-10-30)
Место рождения:	слобода Голодаевка, Таганрогский округ Северо-Кавказского края, теперь Куйбышевский район Ростовской области
Гражданство:	СССР
Дата смерти:	1968(1968)
Супруг:	Калашников Игорь Иванович
Дети:	Дочери — Татьяна, Елена, Екатерина
Награды и премии:

Любовь Яковлевна Пахарькова (30 октября 1917 — 1968) — заслуженный мастер спорта СССР (1951) (альпинизм), участник атомного проекта СССР. В 1935 году совершила первовосхождения на вершины Казбекской группы — Ресихох и Цити. Одна из основателей промышленного альпинизма в СССР.

Биография

Родилась в крестьянской семье, в которой уже подрастали две дочери Катя и Наташа. В 1918 году умирает отец, и мать с двумя старшими дочерьми уезжает в г. Ростов-на-Дону. Любу воспитывала бабушка. В конце 20-х годов Люба переезжает к матери и сёстрам.

В 1932 году, по окончании семи классов школы, Любовь Пахарькова поступила в ФЗУ, и, получив специальность токаря, работала на Ростовском паровозоремонтном заводе им. Ленина. Без отрыва от производства окончила Ростовскую лётную школу (Аэроклуб), затем работала там инструктором-пилотом, уверенно управляла самолётом, принимала участие в авиационных праздниках, совершила немало прыжков с парашютом.

Как и многие молодые люди 1930-х годов, Л. Я. Пахарькова увлеклась туризмом и альпинизмом, она участвовала в самодеятельных походах туристских и альпинистских групп по Кавказу. В 1935 году во время своего первого выезда в горы, в составе альпинистской секции своего завода, совершила первовосхождения на вершины Казбекской группы — Ресихох и Цити.

С 1936 года Любовь Пахарькова на партийной и комсомольской работе — инструктор райкома ВКП(б) и ЦК ВЛКСМ. С 1938 года, по окончании Школы инструкторов альпинизма ВЦСПС в «Адылсу», работала инструктором по альпинизму.

После окончания школы она много работала в альпиниадах, походах и альплагерях. Совершила десятки восхождений, руководила восхождением на вершины различных категорий трудности. После замужества, в 1938 году, Любовь Яковлевна переехала в Москву к мужу и два года проработала инструктором в Управлении Горно-Кавказским маршрутом ВЦСПС. В первые месяцы войны Любови Пахарьковой поручили эвакуацию группы работников театров Москвы. Она возглавила эшелон эвакуированных артистов, вывезла и разместила их в районах Удмуртии. Сама стала работать в одном из Удмуртских колхозов, за короткое время, освоив дело, она стала одним из лучших работников колхоза и, вскоре, Любови Пахарьковой предложили возглавить колхоз. Однако, из-за маленькой дочери, она не согласилась. Позже, с дочерью и бабушкой, они выехали в Новосибирск к родственникам.

— Из воспоминаний мужа Л. Я. Пахарьковой И. И. Калашникова

Во время войны Л. Я. Пахарькова была инструктором Новосибирского обкома ВКП(б), в 1943—1950 годах — инструктором ЦК КПСС. Любовь Яковлевна проявила себя как способная спортсменка и талантливый организатор. В 1948 году Любови Пахарьковой присвоено звание мастера спорта СССР, она была названа Федерацией альпинизма СССР в числе лучших альпинистов года.

В 1948—1949 годах работала инструктором в альпинистских лагерях, уполномоченным Спорткомитета СССР в «Цее» и «Адылсу». Имя Л. Я. Пахарьковой — в ряду основателей промышленного альпинизма в СССР.

В 1950 году она окончила курсы горноспасателей и была назначена начальником спасательной службы в Домбайском районе. Подобранная Л. Я. Пахарьковой в октябре 1949 года по заданию ПГУ группа альпинистов принимала непосредственное участие в работе Забайкальской экспедиции по поиску полезных ископаемых (урана), работала на урановом месторождении в Мраморном ущелье в самом сердце хребта Кодар, примерно в 10 км от высшей точки Забайкалья — пика БАМ (3072 м). Другое название месторождения — Ермаковское месторождение свинца.

Важность задания, трудные климатические условия, высокогорье, сложный скальный рельеф заставили геологов требовать помощи от квалифицированных альпинистов. Любовь Яковлевна подобрала группу из 8 человек, которые успешно проводили эту работу. Лично Любовь Яковлевна, единственная женщина группы, участвовала в обработке геофизиками сложнейшего скального участка, работая по 10—12 часов на скалах, при температуре зимой ниже −50 градусов. Там же она совершила с топографами первовосхождения на неизвестные вершины, уходя в дальние походы с караванами оленей. Создав на месте группу производственного альпинизма, Л. Я. Пахарькова обучила 20 специалистов правильному владению альпинистской техникой, что обеспечило выполнение производственных заданий.

— Из воспоминаний мужа Л. Я. Пахарьковой И. И. Калашникова

С 1950 года Любовь Яковлевна — сотрудник отдела научно-технической информации Всесоюзного научно-исследовательского института экспериментальной физики в Арзамасе-16 (ныне г.Саров). В 1951 году Л. Я. Пахарьковой присваивают звание заслуженный мастер спорта СССР.

В 2002 году в Мраморном ущелье альпинистами из Нижнего Новгорода была установлена табличка с текстом: «Мемориальная доска установлена в честь основателя федерации альпинизма в г. Саров, заслуженного мастера спорта Пахарьковой Любови Яковлевны, работавшей в Мраморном ущелье в 1951 году».

Награды, премии, звания

• Два ордена «Знак Почёта»
• Медаль «За оборону Москвы»
• Медаль «За доблестный труд»
• Звание «Мастер спорта СССР», (1948)
• Звание «Заслуженный мастер спорта СССР» (1951)

Из воспоминаний современников

Парфененко Н. П., одноклассник: «Мы с Любой жили на одной улице. Улица Миусская выходила к речке, за которой был лес, горы, скалы (отроги Донецкого кряжа). Мы, одногодки, вместе проводили время, вместе пошли в начальную школу. В 1929 году Люба, окончив 4 класса, уехала к матери в Ростов-на-Дону. Иногда приезжала к бабушке на летние каникулы. То, что она была заводилой на нашей улице, помнили все одноклассники».

Лупандин Сергей Алексеевич, альпинист, мастер спорта СССР: «Вопрос о самом восхождении был уже решен. Стена Зарамага звала нас. Каждому альпинисту знакомо то чувство, когда уже нет сомнений и нет пути назад. Восхождение в нашем сознании уже началось, хотя мы сидели пока у палатки за кружкой чая и молча смотрели на северную стену, разрешая каждый для себя последние неясности. После возвращения с пика Николаева была проведена окончательная подготовка к штурму. Нас было четверо. Все мы — Аля Лупандина, Люба Пахарькова, Игорь Калашников и автор этого очерка — работали не один год инструкторами в альпинистском лагере. Нас связывала многолетняя дружба и совместные восхождения в горах. Мы знали достоинства и недостатки друг друга и были уверены в каждом».

Литература, ссылки

• [www.risk.ru/users/balabanoff/14434 Атомный проект СССР и участие в нём альпинистов]
• [www.risk.ru/users/old-vix/10207 «Напоминание…»]
• [www.rg.ru/2004/01/21/beria.html Бомба для Берии (автор Олег Нехаев)]
• [old.vniief.ru/social/sport/HistSport РФЯЦ-ВНИИЭФ: История спорта (альпинизм)]
• Рототаев П. С. К вершинам. Хроника советского альпинизма. — М.: «Физкультура и спорт», 1977. — 272 с.
• [www.alpklubspb.ru/persona/paharkova.htm Альпинисты Северной столицы]

Отрывок, характеризующий Пахарькова, Любовь Яковлевна

– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.