Переменный капитал
Переме́нный капита́л — часть капитала, которая используется для покупки рабочей силы («чистая» зарплата, получаемая на руки, без налогов). Это одно из основных понятий марксистской политической экономии. В современном бухгалтерском учёте термин переменный капитал не используется.
Термин был введён Марксом в его основном труде «Капитал»[1]:
Я напоминаю здесь читателю, что категории переменный капитал и постоянный капитал впервые введены в употребление мною.
Разделение совокупного капитала на постоянный и переменный потребовалось Марксу для того, чтобы показать разные роли, которые играют эти части в процессе формирования стоимости товара. Маркс считал, что в процессе производства постоянный капитал лишь полностью переносит свою стоимость на результат производства, но не изменяет своей совокупной величины. Наблюдаемое превышение стоимости товара над суммой материальных затрат Маркс объяснял особой ролью затрат на покупку рабочей силы (заработную плату, переменный капитал). Эта часть капитала достаётся работнику и тратится на его личное потребление. В процессе производства не происходит переноса этой стоимости на результат производства. Но купленная за этот капитал рабочая сила в процессе труда создаёт новую стоимость, которая обычно больше стоимости капитала, уплаченного при покупке этой рабочей силы. Данная стоимость в процессе производственного потребления (в процессе труда нанятого рабочего) воспроизводит свой собственный эквивалент и сверх того избыток — прибавочную стоимость. Так как размер вновь созданной стоимости не совпадает с размером капитала, который на неё обменивается, Карл Маркс назвал эту часть капитала переменным.[2]
Критика
Видный австрийский экономист О. Бём-Баверк, в своем труде «Критика теории Маркса», опубликованном в 1896 году, указал на многочисленные противоречия и расхождения в трактовке данного понятия в 1-м и 3-м томах «Капитала». На основе этих и других противоречий, Бём-Баверк сделал вывод об ошибочности главных элементов теории Маркса: трудовой теории стоимости и теории прибавочной стоимости.
См. также
Напишите отзыв о статье "Переменный капитал"
Примечания
Отрывок, характеризующий Переменный капитал
– Avant tout dites moi, comment vous allez, chere amie? [Прежде всего скажите, как ваше здоровье?] Успокойте друга, – сказал он, не изменяя голоса и тоном, в котором из за приличия и участия просвечивало равнодушие и даже насмешка.– Как можно быть здоровой… когда нравственно страдаешь? Разве можно оставаться спокойною в наше время, когда есть у человека чувство? – сказала Анна Павловна. – Вы весь вечер у меня, надеюсь?
– А праздник английского посланника? Нынче середа. Мне надо показаться там, – сказал князь. – Дочь заедет за мной и повезет меня.
– Я думала, что нынешний праздник отменен. Je vous avoue que toutes ces fetes et tous ces feux d'artifice commencent a devenir insipides. [Признаюсь, все эти праздники и фейерверки становятся несносны.]
– Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, – сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили.
– Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu'a t on decide par rapport a la depeche de Novosiizoff? Vous savez tout. [Не мучьте меня. Ну, что же решили по случаю депеши Новосильцова? Вы все знаете.]
– Как вам сказать? – сказал князь холодным, скучающим тоном. – Qu'a t on decide? On a decide que Buonaparte a brule ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de bruler les notres. [Что решили? Решили, что Бонапарте сжег свои корабли; и мы тоже, кажется, готовы сжечь наши.] – Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.
Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.
В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.
– Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника… На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?… Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцову?… Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уж объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralite prussienne, ce n'est qu'un piege. [Этот пресловутый нейтралитет Пруссии – только западня.] Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!… – Она вдруг остановилась с улыбкою насмешки над своею горячностью.
