Премия имени Артура Коупа
Поделись знанием:
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
Премия имени Артура Коупа (англ. Arthur C. Cope Award) — премия, присуждаемая Американским химическим обществом, за выдающиеся достижения в области органической химии. Названа в честь известного химика-органика Артура Коупа[en] и спонсируется «Фондом Артура Коупа» (англ. Arthur C. Cope Fund). Вручается с 1973 года. Считается одной из престижных наград в этой области.
Значение достижения, за которое выдается премия должно стать очевидным в течение пяти лет перед награждением. Лауреату премии вручается медальон, сертификат и денежная сумма — 25 000 долларов. Кроме того, университет или некоммерческая организация, выбранная лауреатом, получает грант в 150 000 долларов на проведение научных исследований по органической химии под руководством лауреата[1].
Также существует Arthur C. Cope Scholar Award — премия, которая с 1986 года ежегодно присуждается до десяти ученым, с целью признания и поощрения передовых работ по органической химии. Премия включает сертификат и вознаграждение 5 000 долларов, также выбранная лауреатом организация получает грант суммой 40 000 долларов на любые научные исследования[2].
Лауреаты
- 1973
Роалд Хоффман и Роберт Вудвард - 1974 Дональд Крам
- 1976 Элайас Кори
- 1978 Орвилл Чапман[de]
- 1980 Гильберт Сторк[en]
- 1982 Франк Вестхаймер[en]
- 1984 Альберт Эшенмозер
- 1986 Дуилио Аригони[en]
- 1987 Рональд Бреслоу[en]
- 1988 Кеннет Вайберг[de]
- 1989 Уильям Джонсон[en]
- 1990 Коидзи Наканиси[en]
- 1991 Герхард Клосс[en]
- 1992 Барри Шарплесс
- 1993 Питер Дерван[en]
- 1994 Джон Робертс[en]
- 1995 Джордж Уайтсайдс
- 1996 Роберт Бергман[de]
- 1997 Рёдзи Ноёри
- 1998 Сэмюэл Данишефски
- 1999 Ральф Хиршманн[en]
- 2000 Дэвид Эванс[en]
- 2001 Джордж Ола
- 2002 Роберт Граббс
- 2003 Ларри Оверман[en]
- 2004 Барри Трост[en]
- 2005 Кирьякос Николау
- 2006 Питер Шульц
- 2007 Жан Фреше
- 2008 Джеймс Стоддарт
- 2009 Манфред Ритц[de]
- 2010 Кендалл Хоук[en]
- 2011 Николас Турро[en]
- 2012 Чи-Хуэй Вон[en]
- 2013 Стефан Бухвальд[en]
- 2014 Стюарт Шрайбер
- 2015 Пол Вендер[de]
- 2016 Эрик Якобсен[en]
- 2017 Каролин Бертоцци[3]
Напишите отзыв о статье "Премия имени Артура Коупа"
Примечания
- ↑ [www.acs.org/content/acs/en/funding-and-awards/awards/national/bytopic/arthur-c-cope-award.html Arthur C. Cope Award] (англ.). www.acs.org. Проверено 1 октября 2016.
- ↑ [www.acs.org/content/acs/en/funding-and-awards/awards/national/bytopic/arthur-cope-scholar-award.html Arthur C. Cope Scholar Awards]. www.acs.org. Проверено 1 октября 2016.
- ↑ [www.acs.org/content/acs/en/funding-and-awards/awards/national/recipients/2017-national-award-recipients.html 2017 National Award Recipients] (англ.). www.acs.org. Проверено 1 октября 2016.
Ссылки
- [www.acs.org/content/acs/en/funding-and-awards/awards/national/bytopic/arthur-c-cope-award.html Страница премии] на сайте ACS
Отрывок, характеризующий Премия имени Артура Коупа
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
