Признание комиссара полиции прокурору республики

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Признание комиссара полиции прокурору республики
Confessione di un commissario di polizia al procuratore della repubblica
Режиссёр

Дамиано Дамиани

Автор
сценария

Дамиано Дамиани

В главных
ролях

Болсам, Мартин
Неро, Франко

Страна

Италия Италия

Год

1971

IMDb

ID 0066940

К:Фильмы 1971 года

«Признание комиссара полиции прокурору республики» (итал. Confessione di un commissario di polizia al procuratore della repubblica) — итальянский фильм режиссёра Дамиано Дамиани 1971 года, получивший Золотой приз на ММКФ 1971 года.

В этом фильме Дамиано Дамиани сделал шаг в сторону «экшена», скрестив его со своей, уже хорошо наработанной мафиозной тематикой, которую в свою очередь развил глубже и шире.



Сюжет

Комиссар полиции Бонавиа из типичного итальянского городка, много лет безуспешно охотившийся за местными мафиозным авторитетом, решается на крайний шаг: выпускает на свой страх и риск из тюрьмы бывшего сообщника босса мафии, с которым тот обошёлся бесчестно. Обуреваемый жаждой мести, бандит, выйдя из тюрьмы, ведёт себя именно так, как и хочет Бонавиа — первым делом находит на чёрном рынке автомат, и идёт убивать своего обидчика. Но в жестокой перестрелке на вилле «босса» гибнут лишь трое его телохранителей — сам главарь, кем-то предупреждённый, ушёл, устроив киллеру ловушку.

С этого момента затея Бонавиа ставит под удар его самого — он вынужден вести следствие о четырёх трупах на Виа Плебесцито, отчитываясь перед молодым и требовательным прокурором республики (Франко Неро). Но Бонавиа фактически не контролирует расследование, его контролирует мафия, которая в этом фильме Дамиани впервыеК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4260 дней] представлена как «Спрут» — отхватишь одно щупальце, как тут же отрастет другое. А гнилые щупальца немедленно отсекаются — всех свидетелей, явных и потенциальных немедленно ликвидируют и надежно прячут в бетон. «Когда-нибудь они вам предложат квартиру на льготных условиях в лучшем районе этого города, — насмешливо говорит Бонавиа Прокурору. — Но не удивляйтесь, если, ткнув пальцем в стену, вы найдете там чей-то глаз, а если откроете кран в раковине, вместо воды может потечь кровь».

Честный Бонавиа бессилен в тисках этого неуловимого спрута и в итоге гибнет, так и не добившись справедливости. К финалу фильм, начавшийся как экшен, восходит на уровень высокой драмы. Фильм также передаёт атмосферу политической ситуации в тогдашней Италии, когда социалисты и коммунисты выступали реальной силой, способной взять власть и «почистить» коррумпированную политическую систему. Один из таких положительных персонажей представлен в фильме в образе местного «правдолюбца», разоблачителя, коммуниста, которого мафия также безжалостно убирает (прототипом послужил убитый мафиози социалист-профсоюзник Плачидо Риззотто). Симпатии Дамиани явно не на стороне «системы».

Прокурор, поражённый гибелью Бонавия и признанием, который тот ему сделал незадолго до гибели, вдруг усомнился в праведности как своей мантии, так и самой системы.

Актёры

Напишите отзыв о статье "Признание комиссара полиции прокурору республики"

Отрывок, характеризующий Признание комиссара полиции прокурору республики

В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.


Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.