Прохоров, Василий Александрович
Поделись знанием:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
| Василий Александрович Прохоров | |
| Научная сфера: | |
|---|---|
| Место работы: | |
| Альма-матер: | |
| Известен как: |
редактор «Журнала общеполезных сведений» |
Прохоров Василий Александрович (1818—1882) — российский археолог. Преподаватель Санкт-Петербургской Академии Художеств. Основатель нескольких малых музеев. Издатель и редактор научных журналов.
Содержание
Биография
Сын священника Орловской губернии, воспитанник херсонской духовной семинарии и Санкт-Петербургской Академии Художеств. По окончании курса в последней — преподаватель истории в морском кадетском корпусе до 1857 года, когда вышел в отставку и, посвятив себя всецело изучению древнего быта русского народа, справедливо заслужил известность, по словам Костомарова, «скромного, но полезного и почтенного археолога». В бытность преподавателем истории древнерусского искусства в Академии Художеств (с 1860 года), Прохоров устроил в последней древнехристианский музей, которого и был много лет хранителем, и первый в России — русский бытовой, а при географическом обществе — этнографический музей. С 1862 по 1877 гг. (с перерывами) он издавал художественно-археологический журнал «Христианские древности и археология», главное достоинство которого заключалось в богатстве рисунков, изображающих древние памятники византийского искусства и произведения киевского, новгородско-псковского, владимирского и московского старинного зодчества. С 1854 по 1857 гг. он заведовал редакцией «Журнала общеполезных сведений».
Труды
Книги
- «Русские Древности» (Санкт-Петербург, 1871—1877, 2 тома)
- «Краткий очерк всеобщей истории для воспитанников морского кадетского корпуса» (Санкт-Петербург, 1851—1857, 2 вып.)
- «Науки в игрушках, развивающие умственные способности и познания детей» (2 ч., Санкт-Петербург, 1857).
Монографии
- «Описание церкви святого Георгия в Рюриковой Староладожской крепости» (1871)
- «Материалы при исследовании истории архитектуры в России», заключающие подробную историю древнерусской архитектуры
- «Материалы по истории русских одежд и обстановки жизни народной» (1881; продолжение этого труда предпринято сыном Прохорова в 1884 году)
- «Болгарские раскопки близ Эски-Загры» (1882)
Статьи
- «Две плитки с загадочными монограммами и изображениями» («Известия Императорского Археологического Общества», 1862, т. IV)
- «О древних саблях с греческими, славянскими и другими надписями» (Санкт-Петербург, 1878, брошюра)
- «Очерк истории византийского искусства и обзор русской архитектуры» («Труды 3-го Археологического Съезда», т. 1)
- «О раскопке курганов близ Бологова» («Сборник Археологического Института», 1880, книга 3)
- «О древнем деревянном храме в Ребольском погосте Тихвинского уезда Новгородской губернии» (Санкт-Петербург, 1881, брошюра)
Напишите отзыв о статье "Прохоров, Василий Александрович"
Литература
- Прохоров, Василий Александрович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- Прохоров, Василий Александрович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
- Н. Костомаров «В. А. Прохоров и его археологическая деятельность» («Новое Время», 1882, 16 февраля)
- «Историческая записка о деятельности Императорского московского археологического общества» (Москва, 1890)
- В. Стасов «B. А. Прохоров» («Вестник Изящных Искусств», 1885).
|
Это заготовка статьи об учёном-археологе. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
 |
В данной статье или разделе имеется список источников или внешних ссылок, но источники отдельных утверждений остаются неясными из-за отсутствия сносок. Утверждения, не подкреплённые источниками, могут быть поставлены под сомнение и удалены. Вы можете улучшить статью, внеся более точные указания на источники.
|
Отрывок, характеризующий Прохоров, Василий Александрович
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
