Альбицци, Ринальдо
| Ринальдо дельи Альбицци | |
| флорентийский государственный деятель, глава партии гвельфов | |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
Ринальдо дельи Альбицци (1370, Флоренция — 1442) — флорентийский государственный деятель, в 1417—1434 гг. глава олигархической партии, фактически управлявшей Флорентийской республикой. Сын Мазо Альбицци.
В 1430 г. возглавил армию, отправленную в неудавшийся поход для завоевания Лукки. Эта война, ярым сторонником которой был Ринальдо Альбицци, продолжалась 3 года и не привела ни к каким результатам, кроме огромного дефицита в государственной казне и нескрываемого недовольства флорентийцев всё увеличивающимися налогами.
Пытаясь противостоять всё возраставшей популярности партии пополанов во главе с Козимо Медичи, летом 1433 г. Ринальдо провел выборы в Синьорию (Приората), сформировав её из верных ему людей во главе с гонфалоньером справедливости Бернардо Гваданьи. Новое правительство, получившее власть 1 сентября, уже 7 сентября арестовало Козимо Медичи по обвинению в «стремлении поставить себя над рядовыми гражданами». Несмотря на то, что Альбицци требовал казни Козимо, предварительно подкупленные Медичи члены Приората во главе с Гваданьи проголосовали за его изгнание на 10 лет. 5 октября 1433 г. Козимо, его брат Лоренцо и их кузен Аверардо были изгнаны из Республики. Однако это не принесло Альбицци спокойствия: казна была пуста, в городе нарастала фракционная борьба, репрессивная политика Синьории, направляемая Ринальдо, вызывала всё большее недовольство граждан.
К апрелю 1434 г. от правительства Альбицци отвернулись банковские круги, дефицит бюджета стал хроническим. Летом Ринальдо вновь ввязался в войну с Миланом, и вскоре флорентийские войска были разбиты под Имолой. Всё это привело к тому, что в августе Ринальдо проиграл выборы, и большинство в Синьории заняли сторонники Медичи. Гонфалоньером справедливости стал Никколо ди Кокко, тоже сторонник Медичи.
В конце сентября 1434 г. противостояние с Синьорией, тайно пригласившей Козимо Медичи вернуться, привело к тому, что Ринальдо Альбицци пошел на вооружённый захват власти. Члены Синьории были осаждены в своём дворце, но в конфликт вмешался папа Евгений IV, изгнанный римлянами и находившийся поэтому во Флоренции. Папа выступил миротворцем и ему удалось убедить Ринальдо снять осаду Синьории под гарантии папы. Ночью в город прибыли верные Синьории войска, и на следующий день созванное народное собрание вотировало возвращение Медичи из изгнания.
6 октября 1434 г. Козимо Медичи вернулся в город как победитель и стал фактическим правителем республики. Ринальдо и другие члены семьи Альбицци были навсегда изгнаны из Флоренции. На прощание Ринальдо Альбицци с горечью бросил папе Евгению: «И как же я мог поверить, что тот, кого изгнали из своего города, удержит меня в моём!»
После изгнания Ринальдо на некоторое время оказался при дворе миланского герцога Филиппо Мария Висконти, которого пытался склонить к войне против Медичи. В 1440 г. Ринальдо во главе миланских войск вторгся на территорию Флорентийской республики, однако вскоре был разбит и, отчаявшись вернуть себе былое положение во Флоренции, отправился паломником в Святую землю, где и окончил свои дни.
Напишите отзыв о статье "Альбицци, Ринальдо"
Литература
- Макиавелли Никколо. История Флоренции. М., 1999.
- Стратерн Пол. Медичи. Крестные отцы Ренессанса. М., 2010
Отрывок, характеризующий Альбицци, Ринальдо
Ростов сделался загрубелым, добрым малым, которого московские знакомые нашли бы несколько mauvais genre [дурного тона], но который был любим и уважаем товарищами, подчиненными и начальством и который был доволен своей жизнью. В последнее время, в 1809 году, он чаще в письмах из дому находил сетования матери на то, что дела расстраиваются хуже и хуже, и что пора бы ему приехать домой, обрадовать и успокоить стариков родителей.Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.
Письмо это подействовало на Николая. У него был тот здравый смысл посредственности, который показывал ему, что было должно.
Теперь должно было ехать, если не в отставку, то в отпуск. Почему надо было ехать, он не знал; но выспавшись после обеда, он велел оседлать серого Марса, давно не езженного и страшно злого жеребца, и вернувшись на взмыленном жеребце домой, объявил Лаврушке (лакей Денисова остался у Ростова) и пришедшим вечером товарищам, что подает в отпуск и едет домой. Как ни трудно и странно было ему думать, что он уедет и не узнает из штаба (что ему особенно интересно было), произведен ли он будет в ротмистры, или получит Анну за последние маневры; как ни странно было думать, что он так и уедет, не продав графу Голуховскому тройку саврасых, которых польский граф торговал у него, и которых Ростов на пари бил, что продаст за 2 тысячи, как ни непонятно казалось, что без него будет тот бал, который гусары должны были дать панне Пшаздецкой в пику уланам, дававшим бал своей панне Боржозовской, – он знал, что надо ехать из этого ясного, хорошего мира куда то туда, где всё было вздор и путаница.
Через неделю вышел отпуск. Гусары товарищи не только по полку, но и по бригаде, дали обед Ростову, стоивший с головы по 15 руб. подписки, – играли две музыки, пели два хора песенников; Ростов плясал трепака с майором Басовым; пьяные офицеры качали, обнимали и уронили Ростова; солдаты третьего эскадрона еще раз качали его, и кричали ура! Потом Ростова положили в сани и проводили до первой станции.
