Русский балет Монте-Карло

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Русский балет Монте-Карло (фр. Ballet Russe de Monte Carlo) — балетная компания, созданная в 1932 году. Первые спектакли были даны в Опере Монте-Карло. Балетмейстерами были приглашены Леонид Мясин и Джордж Баланчин — последний в результате интриг вскоре был вынужден покинуть труппу.

Труппа позиционировала себя в качестве преемника Русских балетов Сергея Дягилева. После разрыва Рене Блюма и Василия Воскресенского и судебного процесса разделилась на «Балет Монте-Карло», с которым работал Леонид Мясин и «Русский балет де Базиля» (после 1939 года — «Оригинальный Русский балет»), с которым работали Михаил Фокин и Бронислава Нижинская.

В Русском балете Монте-Карло участвовали такие артисты как Александра Данилова, Валентина Блинова, Леон Войциковский, Игорь Юшкевич, Валентин Фроман, «бэби-балерины» Тамара Туманова, Ирина Баронова и Татьяна Рябушинская. Впоследствии танцевали Фредерик Франклин, Мария Толчиф, Юрий Зорич, Ивонн Джойс Крейг, Нина Новак, Равен Уилкинсон, Марк Платт, Леон Даниелян. Свои балеты здесь ставили Фредерик Аштон, Агнес де Милль, Рут Пейдж, Валери Беттис[en].

В 1944 году Русский балет Монте-Карло сотрудничал с художником Сальвадором Дали, который создавал декорации и костюмы.

Русский балет Монте-Карло гастролировал в основном в Соединенных Штатах после начала Второй мировой войны. Компания представила зрителям балет в городах и населенных пунктах по всей стране, во многих местах, где люди никогда не видели классический танец. Основные танцоры компании основали танцевальные школы и компании на всей территории Соединенных Штатов и Европы. Они учили традициям русского балета поколения американцев и европейцев.

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Напишите отзыв о статье "Русский балет Монте-Карло"



Примечания

Отрывок, характеризующий Русский балет Монте-Карло

Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.