Салтыкова-Головкина, Наталья Юрьевна
Графиня Наталья Юрьевна Головкина, в замужестве светлейшая княгиня Салтыкова (17 августа 1787 — 6 апреля 1860) — последняя представительница графского рода Головкиных, наследница головкинского майората, по императорскому указу от 20 июля 1845 года получившая право именоваться княгиней Салтыковой-Головкиной. Эту двойную фамилию носили и её дети от брака с обер-церемониймейстером А. Н. Салтыковым.
Единственная дочь графа Юрия Александровича Головкина (1762—1846) и Екатерины Львовны (1762—1820), младшей дочери Льва Нарышкина, одного из приближённых Екатерины II, она унаследовала майорат, учреждённый её отцом. В апреле 1801 года обвенчалась с Александром, вторым сыном генерал-фельдмаршала Н. И. Салтыкова.
А. Я. Булгаков, видевший Салтыкову, когда ей было около 30 лет, находил её очень красивой, очень кокетливой, но далеко не умной. По воспоминаниям Вигеля, Наталья Юрьевна была женщиной очаровательной до невозможности, если бы черты лица её не были слишком крупными, то она могла бы считаться совершенной красавицей[1].
Из отзыва Вигеля следует, что, подобно своей матери, Наталья Салтыкова не отличалась строгими нравами. Встретив её уже состарившеюся, Вигель пожалел о том, «до какой степени она сделалась нечувствительна к общему неуважению», ибо разорвала связи с высшим светом, «чтобы свободнее предаваться осуждаемым наслаждениям».
По словам её правнучки, княгиня Наталья Юрьевна до старости сохранила свою красоту и рядом с внуками смотрелась как тетушка. Одевалась всегда великолепно и, несмотря на свои преклонные годы, любила розовый цвет, который не казался слишком молодым для неё, так она сама была хороша и свежа[2].
Овдовев в 1837 году, она пережила мужа на 23 года и умерла в Москве в 1860 году; похоронена в Донском монастыре[3]. Её детям было высочайше позволено носить двойную фамилию Салтыковых-Головкиных:
- Елена Александровна (1802—1828), с 1821 года замужем за князем Н. Б. Голицыным (1794—1866); у них сын Юрий (1823—1872).
- Екатерина Александровна (1803—1852), замужем за князем И. А. Долгоруковым (1797—1848), декабристом.
- Софья Александровна (1806—1841), с 1825 года замужем за дипломатом графом Григорием Петровичем Шуваловым (1804—1857).
- Мария Александровна (1807—1845), замужем за графом Болеславом Потоцким (1805—1893).
- Алексей Александрович (1826—1874), действительный статский советник (1868), подольский уездный (1851—1853), белгородский уездный (1856—1865), курский губернский (1865—1871) предводитель дворянства, почётный попечитель Курской гимназии, Белгородского женского училища; в браке с Верой Ивановной Лужиной (1832—1885) сыновей не имел, вследствие чего майорат и фамилия Головкиных перешли к его внучатому племяннику — князю Евгению Юрьевичу Голицыну (1845—1887)[4].
- Юрий Александрович (ум. 1841)
Напишите отзыв о статье "Салтыкова-Головкина, Наталья Юрьевна"
Примечания
- ↑ Вигель Ф. Ф. Записки. — М.: Захаров, 2000. — С. 406—407.
- ↑ Воспоминания Е. Ю. Хвощинской. — СПб., 1898. — С. 13.
- ↑ Великий князь Николай Михайлович. Московский некрополь. — Т. 3. — СПб., 1908. — С. 68.
- ↑ В 1895 году фамилия и титул были переданы в род Хвощинских.
Отрывок, характеризующий Салтыкова-Головкина, Наталья Юрьевна
Князь Андрей молчал, но княжна заметила ироническое и презрительное выражение, появившееся на его лице.– Но надо быть снисходительным к маленьким слабостям; у кого их нет, Аndre! Ты не забудь, что она воспитана и выросла в свете. И потом ее положение теперь не розовое. Надобно входить в положение каждого. Tout comprendre, c'est tout pardonner. [Кто всё поймет, тот всё и простит.] Ты подумай, каково ей, бедняжке, после жизни, к которой она привыкла, расстаться с мужем и остаться одной в деревне и в ее положении? Это очень тяжело.
Князь Андрей улыбался, глядя на сестру, как мы улыбаемся, слушая людей, которых, нам кажется, что мы насквозь видим.
– Ты живешь в деревне и не находишь эту жизнь ужасною, – сказал он.
– Я другое дело. Что обо мне говорить! Я не желаю другой жизни, да и не могу желать, потому что не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, Andre, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня знаешь… как я бедна en ressources, [интересами.] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M lle Bourienne одна…
– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
