Северная Пальмира (литературная премия)

Северная Пальмира — общегородская литературная премия Санкт-Петербурга, учреждена в 1994 году. Последнее награждение состоялось в 2002 году, после чего церемонии награждений прекратились из-за недостатка средств у организаторов.

История

Литературная премия «Северная Пальмира» была учреждена в 1994 году Санкт-Петербургской ассоциацией содействия культуре. Цель премии — поддержание «эстетических координат» («приветствуется также классическая ясность и доморощенная исповедальность»). Присуждалась ежегодно за литературное произведение, созданное на русском языке и опубликованное в Санкт-Петербурге.

Были заявлены 4 номинации:

1. «Поэзия»
2. «Проза»
3. «Публицистика и критика»
4. «Книгоиздание»

Лауреатам вручалась бронзовая статуэтка работы скульптора Г. Д. Ястребенецкого и денежное вознаграждение, размер которого различался по годам — от 10 тысяч рублей до 1 тысячи долларов США.

Премия вручалась ежегодно в Санкт-Петербурге в день рождения А. С. Пушкина: 6 июня по новому стилю.

Из положения о премии:

• Номинационная комиссия в течение года анализирует петербургскую литературу и выдвигает наиболее талантливые, по её мнению, произведения. По завершении этой работы в каждом разделе премии остается по 7 претендентов.
• Голосование происходит в два этапа: «семерка», как в известном пушкинском сюжете, превращается в «тройку», а затем в «туза».
• Голосование происходит анонимно, произведения не обсуждаются, чтобы члены жюри ненароком не оказали друг на друга давления.
• Жюри независимо в своих решениях и не отчитывается ни перед кем ни по процедуре голосования, ни по результатам присуждения.

Последнее вручение премии в 2002 году состоялось под открытым небом, у памятника Пушкину на площади Искусств, а финальное заседание жюри и счётной комиссии — в арт-кафе «Бродячая собака». Связано это было с недостатком средств на проведение полноценной церемонии.

Премию часто упрекали в предвзятости. В упрек организаторам ставили: предпочтение «поколению шестидесятников», частое фигурирование в номинационных списках и среди лауреатов авторов или редакторов журналов «Звезда» и «Нева», «антимосковскую направленность».

Лауреаты

Первое награждение состоялось летом 1995 года, последнее летом 2002 года. Награждения производились по итогам предыдущего года, то есть, например, в 1995 году награждались авторы публикаций 1994 года. Первые лауреаты премии (1995 год):

• Поэзия — Александр Кушнер
• Проза — Феликс Розинер
• Критика и публицистика — Феликс Лурье
• Книгоиздательское дело — издательство «Феникс»

Лауреаты последнего награждения 2002 года:

• Поэзия — Алексей Пурин
• Проза — Виктор Соснора
• Критика и публицистика — Виктор Конецкий (посмертно)
• Книгоиздательское дело — премия не вручалась

Алексей Пурин стал единственным дважды лауреатом премии: 1997 (публицистика и критика) и 2002 (поэзия).

Отрывок, характеризующий Северная Пальмира (литературная премия)

– Ah! voyons. Contez nous cela, vicomte, [Расскажите нам это, виконт,] – сказала Анна Павловна, с радостью чувствуя, как чем то a la Louis XV [в стиле Людовика XV] отзывалась эта фраза, – contez nous cela, vicomte.
Виконт поклонился в знак покорности и учтиво улыбнулся. Анна Павловна сделала круг около виконта и пригласила всех слушать его рассказ.
– Le vicomte a ete personnellement connu de monseigneur, [Виконт был лично знаком с герцогом,] – шепнула Анна Павловна одному. – Le vicomte est un parfait conteur [Bиконт удивительный мастер рассказывать], – проговорила она другому. – Comme on voit l'homme de la bonne compagnie [Как сейчас виден человек хорошего общества], – сказала она третьему; и виконт был подан обществу в самом изящном и выгодном для него свете, как ростбиф на горячем блюде, посыпанный зеленью.
Виконт хотел уже начать свой рассказ и тонко улыбнулся.
– Переходите сюда, chere Helene, [милая Элен,] – сказала Анна Павловна красавице княжне, которая сидела поодаль, составляя центр другого кружка.
Княжна Элен улыбалась; она поднялась с тою же неизменяющеюся улыбкой вполне красивой женщины, с которою она вошла в гостиную. Слегка шумя своею белою бальною робой, убранною плющем и мохом, и блестя белизною плеч, глянцем волос и брильянтов, она прошла между расступившимися мужчинами и прямо, не глядя ни на кого, но всем улыбаясь и как бы любезно предоставляя каждому право любоваться красотою своего стана, полных плеч, очень открытой, по тогдашней моде, груди и спины, и как будто внося с собою блеск бала, подошла к Анне Павловне. Элен была так хороша, что не только не было в ней заметно и тени кокетства, но, напротив, ей как будто совестно было за свою несомненную и слишком сильно и победительно действующую красоту. Она как будто желала и не могла умалить действие своей красоты. Quelle belle personne! [Какая красавица!] – говорил каждый, кто ее видел.
Как будто пораженный чем то необычайным, виконт пожал плечами и о опустил глаза в то время, как она усаживалась перед ним и освещала и его всё тою же неизменною улыбкой.
– Madame, je crains pour mes moyens devant un pareil auditoire, [Я, право, опасаюсь за свои способности перед такой публикой,] сказал он, наклоняя с улыбкой голову.
Княжна облокотила свою открытую полную руку на столик и не нашла нужным что либо сказать. Она улыбаясь ждала. Во все время рассказа она сидела прямо, посматривая изредка то на свою полную красивую руку, которая от давления на стол изменила свою форму, то на еще более красивую грудь, на которой она поправляла брильянтовое ожерелье; поправляла несколько раз складки своего платья и, когда рассказ производил впечатление, оглядывалась на Анну Павловну и тотчас же принимала то самое выражение, которое было на лице фрейлины, и потом опять успокоивалась в сияющей улыбке. Вслед за Элен перешла и маленькая княгиня от чайного стола.
– Attendez moi, je vais prendre mon ouvrage, [Подождите, я возьму мою работу,] – проговорила она. – Voyons, a quoi pensez vous? – обратилась она к князю Ипполиту: – apportez moi mon ridicule. [О чем вы думаете? Принесите мой ридикюль.]
Княгиня, улыбаясь и говоря со всеми, вдруг произвела перестановку и, усевшись, весело оправилась.
– Теперь мне хорошо, – приговаривала она и, попросив начинать, принялась за работу.
Князь Ипполит перенес ей ридикюль, перешел за нею и, близко придвинув к ней кресло, сел подле нее.
Le charmant Hippolyte [Очаровательный Ипполит] поражал своим необыкновенным сходством с сестрою красавицей и еще более тем, что, несмотря на сходство, он был поразительно дурен собой. Черты его лица были те же, как и у сестры, но у той все освещалось жизнерадостною, самодовольною, молодою, неизменною улыбкой жизни и необычайною, античною красотой тела; у брата, напротив, то же лицо было отуманено идиотизмом и неизменно выражало самоуверенную брюзгливость, а тело было худощаво и слабо. Глаза, нос, рот – все сжималось как будто в одну неопределенную и скучную гримасу, а руки и ноги всегда принимали неестественное положение.
– Ce n'est pas une histoire de revenants? [Это не история о привидениях?] – сказал он, усевшись подле княгини и торопливо пристроив к глазам свой лорнет, как будто без этого инструмента он не мог начать говорить.