Сеок
Поделись знанием:
– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, – отвечал князь Василий, – но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.
– Chere Анна Михайловна, – сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, – для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?
– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.
– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
– Папа! – опять тем же тоном повторила красавица, – мы опоздаем.
– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
– Так завтра вы доложите государю?
– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
Сео́к (южноалт. сӧӧк, кирг. сөөк, хак. сӧӧк) — род у алтайцев, шорцев и хакасов, группа людей, осознающих общность своего происхождения по мужской линии. У киргизов — родственники по линии свойства, сваты (кирг. куда сөөк).
Буквально «сеок» переводится на русский язык как «кость».
Тувинские
У восточных тувинцев (тоджинцев) вплоть до начала ХХ в. сохранялись экзогамные роды (сёёк), следы родоплеменного деления существовали и у западных тувинцев[1].
Шорские
В составе шорской национальности насчитывалось 17 сеоков. Наиболее многочисленными из них были Челей, Таеш, Шор, причем сеок Шор подразделялся на три кровнородственных рода[2]
Хакасские
В XIX в. хакасский народ состоял из следующих племенных групп: качинцы (хаас), койбалы (хойбал), кызыльцы (хызыл), сагайцы (сагай), бельтиры (пилтир) и бирюсинцы (пурус), которые разделялись более чем на 150 сеоков
Алтайские
По переписи 1897 года у алтайцев насчитывалось 68 сеоков.
Самые многочисленные алтайские сеоки — тёлёс, кыпчак, майман, тодош, иркит, мундус.
- У алтайцев (алтай-кижи) зарегистрированы следующие сеöки: аара, алмат, байлагас, богусхан, дёрбет (тербёт) еёлюк (елик), иркит (ыркыт), кыпчак (копчак), кергиль, кöбöк, кооболу, кööжö, каал, мундус, меркит (меркут), модор, могол (монгол), мерет, найман (майман), пурут (прут, брут) соен, сагал (саал, чор-сагал), суузар, тодош, теöлёс, тонжан (тонжуан, тонгжон), танды, тумат (томат), тогул (тогус), утты-сар (теть-сары, палан), чапты, чагандык, юдюб (юлюп), юсь, ярык (ябыр), оöчу (очы), кан, чорос, котты.
- У чуйцев (чу-кижи) — алмат, иркит (ыркыт), кыпчак (копчак), кергиль, кöбöк, мундус, меркит (меркут), могол (монгол), оргончи, ойрот, соён, сагал (саал, чор-чагал), теöлёс, тонжан (тонжуан, тогжон), титас (тетытас, тетыдас), ябаг;
- У черневых татар (туба, ыш-кижи) — байлагас, кергиль, комдош (кöмнöш, кондош), кузень (кюзень), мундус, педебыш (чедыбыш), соён, еайгылар (салгылар), танды, тогул (торгул, тогус), тентерек, тибер, тастар, утты-сар (тетьсары, палан), шоор (чöр, сары-чер), юсь, юуты (тыуты) юртас (тюртас), ярык (ябыр), ялан, чагат (чыгал), санмай, тиргеш, йобур, тон.
- У кумандинцев (ку-кижи) — тастар, тоён, чобот, юты, кубанды (куманда), со, тон-кубанда, якши, чалман, чабраш.
- У киргиз — китайских эмигрантов, находящихся среди кочевий «алтай-кижи» — иркит (ыркыт), кöбöк, кочугет, могол (монгол), сöен, ябаг, хорисал.
- У телеутов — торо, очу, миркит (иркит, ыркыт), ак-тумат, кара-тумат, чорос, кыпчак сарт, найман (майман), телес (теöлёс), торгул, мундус, кочкор-мундус, тотош (тодош), пурут (прут, брут), чалман.
- У телеутов, живущих смешанно с народцем ач-каштим в Кузнецком уезде — йюрты, тёрт-ас, чингис, ан.
- У шорцев—кызай (кызыл-кая), таяш, кый, кара-шор, сарыг-шор, карга, чедебыс, конгы, койы, челей, себе, тартктын, уста, кобый, аба, таган, кереш, бар-соят, шалкал, беш-бояк.
- У шорцев, живущих смешанно с телеутами в северных отрогах Кузнецкого Алатау — к западу от р. Томи — ач-кештим, торгул, комнош, камлар, ачин и шю.
См. также
Напишите отзыв о статье "Сеок"
Примечания
Ссылки
- [new.hist.asu.ru/naltai/ualtairodstvo.html Н. А. Тадина О ТРЕХ ЛИНИЯХ РОДСТВА У АЛТАЙЦЕВ]
- [cs616819.vk.me/v616819292/156fc/-5uJnFueLJs.jpg Родовая карта Тувы, Состовитель Д.И.Н. Абаев Н.В, Отрисовка Иргит В ]
- [pp.vk.me/c317727/v317727641/5918/xLdp1sf0pGQ.jpg Расселение многочисленных сеоков Онгудайского и Кош-Агачского районов]
Отрывок, характеризующий Сеок
– Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию, – просила она.– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, – отвечал князь Василий, – но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.
– Chere Анна Михайловна, – сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, – для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?
– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.
– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
– Папа! – опять тем же тоном повторила красавица, – мы опоздаем.
– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
– Так завтра вы доложите государю?
– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
