Симфороза из Тиволи

Симфороза (Symphorosa, Simforosa, Sinforosa, ум. ок. 138) — святая мученица из Тиволи. День памяти — 18 июля.

По преданию, вдова св. Гетулия, св. Симфороза была умучена во времена императора Адриана вместе с семью своими сыновьями в Тиволи. Также по преданию, когда император Адриан завершил свой дорогостоящий дворец в Тиволи и стал приносить языческую жертву, он получил следующий ответ: «Вдова Симфороза и её сыновья мучат нас ежедневно, молясь своему Богу. Если она и её сыновья принесут жертву нам, то мы обещаем дать вам все, что вы просите». Когда все императорские попытки заставить Симфорозу и её сыновей принести языческую жертву не увенчались успехом, император приказал отвести её в храм Геркулеса, где после различных пыток она была брошена в реку Анио (Anio) с тяжёлым камнем на её шее. Брат Симфорозы Евгений, член совета Тиволи, похоронил её на окраине города.

На следующий день император вызвал её семерых сыновей, и после столь же безуспешных попыток заставить их принести жертву богам он приказал привязать к семи столпам, которые были возведены вокруг храма Геркулеса. Их члены были вырваны воротами. Каждому из них было уготовано своё мученичество. Кресценцу (Crescens) пронзили горло, Иулиану пронзили грудь, Немезию (Nemesius) пропяли сердце, Примитива (Primitivus) поразили в пупок, Иустина пронзили в спину, Страктея (Stracteus), иначе именуемого Стактий (Stacteus, Estacteus), поразили в бок, Евгения разорвали надвое сверху донизу. Их тела были брошены в глубокий овраг, который впоследствии языческие священники прозвали У семи самоубийц (Ad septem Biothanatos). Вслед за этим прекратили преследование за один год и шесть месяцев. В это время тела погибших были захоронены на Тибуртинской дороге в восьми или девяти милях от Рима.

В средине века Сеттекамини (ит.) (Settecamini) называлось полем семи братьев в память о семерых сыновьях св. Симфорозы. В настоящее время мощи св. Симфорозы и Гетулия почивают в Риме, в храме Сант Анджело ин Пескерия (ит.) (Chiesa di Sant'Angelo in Pescheria).

Святая Сифороза почитается как со-покровительница Тиволи, покровительница Роккадаспиде (Roccadaspide) и Тоссичия (Tossicia) и защитница Сан-Кирико-Рапаро (San Chirico Raparo).

Ссылки

• [www.newadvent.org/cathen/14379a.htm St. Symphorosa (Catholic Encyclopedia)]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Симфороза из Тиволи

Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.