Синило, Галина Вениаминовна
Поделись знанием:
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.
Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.
На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.
Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.
| Галина Вениаминовна Синило | |
| Галина Вениаминовна Крупкина | |
| Место рождения: |
Дубровка, Брянская область РСФСР, СССР |
|---|---|
| Научная сфера: | |
| Место работы: | |
| Учёная степень: | |
| Учёное звание: | |
| Альма-матер: | |
| Известна как: |
автор книг «Древние литературы Ближнего Востока и мир Танаха (Вехтого Завеха)», «Религия. Энциклопедия» и проч |
Гали́на Вениами́новна Сини́ло (род. 1957, СССР) — советский и белорусский литературовед, библеист, гебраист и германист. Кандидат филологических наук, доцент, заведующий кафедрой культурологии гуманитарного факультета (ныне — факультета социокультурных коммуникаций) Белорусского государственного университета; с 2015 года — профессор кафедры культурологии и доцент кафедры зарубежной литературы филологического факультета БГУ.
Содержание
Биография
Родилась в г. п. Дубровка Брянской области РСФСР в СССР.
В 1973-78 годах училась на филологическом факультете БГУ. Вышла замуж за однокурсника Александра Синило и взяла его фамилию. С отличием окончила в 1978 г. филологический факультет БГУ[1], в 1982 г. — очную аспирантуру при кафедре зарубежной литературы БГУ[1].
В 1984 г. защитила в МГУ им. М. В. Ломоносова кандидатскую диссертацию «Традиция философской лирики Ф. Гёльдерлина в поэзии ГДР (И. Р. Бехер, Г. Маурер)»[1].
С 1983 г. преподает на филологическом факультете БГУ историю зарубежной и немецкой литератур (ныне продолжает работать по совместительству на кафедре зарубежной литературы БГУ), с 1999 г. руководит кафедрой культурологии БГУ (сначала — в составе Международного гуманитарного института при БГУ, затем — факультета международных отношений, ныне — в составе гуманитарного факультета, переименованного в факультет социокультурных коммуникаций). С июня 2015 г. занимает должность профессора кафедры культурологии[1].
Галина Вениаминовна Синило читает разнообразные курсы по мировой культуре и литературе. Основные из них: «Библия и мировая культура», «Древние литературы Ближнего Востока», «История мировой (зарубежной) литературы XVII века», «История мировой (зарубежной) литературы XVIII в.», «История мировой (зарубежной) литературы рубежа XIX—XX вв.», «История немецкой литературы XVII века», «История немецкой литературы XVIII века», «История еврейской культуры и литературы (от Древности до ХХ в.)»[1].
Преимущественные области интересов — библеистика, гебраистика, германистика, сравнительное литературоведение.
В последнее время научные интересы Г. В. Синило устремлены на исследование поэтики лирических книг Библии (Псалтири, Песни Песней, Экклесиаста, Плача Иеремии) и их рецепции в европейских литературах, прежде всего в немецкой. Кроме того, одним из основных предметов исследования Г. В. Синило является творчество выдающихся немецкоязычных поэтов ХХ в., связанных с культурным фронтиром, -- Эльзы Ласкер-Шюлер, Нелли Закс, Розы Ауслендер, Пауля Целана.
Достижения
Автор более 500 научных работ, в том числе 7 монографий и 12 учебных и учебно-методических пособий.
Основные публикации
 |
Перед добавлением элементов (пунктов списка) в список, убедитесь в том, что они соответствуют критериям значимости Википедии. Пожалуйста, воздержитесь от внесения в этот список элементов (пунктов), к которым причастны вы сами или ваши знакомые. Если пункт списка всё же значим, то, пожалуйста, укажите в скобках после его названия ссылку на авторитетный источник информации на материал об этом элементе списка. Таковой не могут являться ссылки на форумы, порталы для самоопубликования, и т.п.
|
Учебные и учебно-методические пособия
- Синило, Г. В. Древние литературы Ближнего Востока и мир Танаха (Ветхого Завета): учеб. пособие для студентов филологич. факультетов вузов / Г. В. Синило. -- Минск: Экономпресс, 1988. — 471 с. ISBN 985-6479-04-5
- Синило, Г. В. Испанская литература XVII века; Немецкая литература XVII века; Немецкая литература XVIII века / Г. В. Синило // Разумовская, М. В. Литература XVII—XVIII веков: учеб. пособие / М. В. Разумовская, Г. В. Синило, С. В. Солодовников.-- Минск: Университетское, 1989. (Серия «История зарубежной литературы»). -- С. 15–33; 88–106; 186—229.
- Синило, Г. В. Библия как памятник культуры: учебно-методич. пособие для студентов филологич. ф-та; в 2 ч. Ч. I. ТАНАХ (Ветхий Завет) / Г. В. Синило. -- Минск: БГУ. 1999. — 106 с.
- История немецкой литературы: учеб. программа для высших учебных заведений по специальности 1-21 05 06 «Романо-германская филология» / авт.-сост. Е. А. Леонова, Г. В. Синило, М. С. Коржевская, А. С. Шевченко; под ред. Г. В. Синило. -- Минск: БГУ, 2006. — 124 с. ISBN 985-485-603-8
- Синило, Г. В. Библия и мировая культура: учеб. программа / Г. В. Синило. -- Минск: БГУ, 2007. — 44 с. ISBN 978-985-485-811-1
- История мировой (зарубежной) литературы: учеб. программа для студентов факультета международных отношений специальностей 1-21 04 01 «Культурология», 1-21 06 01 «Современные иностранные языки» / авт.-сост. Г. В. Синило, М. Ю. Шода. -- Минск: БГУ, 2007. — 159 с. ISBN 978-985-485-634-6
- Синило, Г. В. Древние литературы Ближнего Востока и мир Танаха (Ветхого Завета): учеб. пособие / Г. В. Синило. -- М.: Флинта; МПСИ, 2008. — 845 с. ISBN 978-5-89349-715-1; ISBN 978-5-9770-0048-2
- Синило, Г. В. История немецкой литературы XVIII века / Г. В. Синило. -- Минск : БГУ, 2012. — 400 с. (33 п. л.) ISBN 978-985-518-693-0
- Синило, Г. В. История немецкой литературы XVIII века / Г. В. Синило. -- Минск : Вышэйшая школа, 2013. -- 575 с. ISBN 978-985-06-2304-1
- Синило, Г. В. Библия как памятник культуры : учеб.-метод. пособие: в 2 ч. Ч. 2. Новый Завет / Г. В. Синило. Минск : БГУ, 2014. -- 280 с. ISBN 978-985-566-076-8 (ч.2); ISBN 978-985-566-024-9
- Синило, Г. В. История мировой литературы : Древний Ближний Восток : учеб. пособие; допущено Министерством образования Республики Беларусь в качестве учеб. пособия длястудентов учреждений высшего образования по специальности «Культурология (по направлениям)» / Г. В. Синило. -- Минск : Вышэйшая школа, 2014. – 456 с. (26,51 уч.-изд. л.). ISBN 978-985-062412-3
- Синило, Г. В. Библия и мировая культура / Г. В. Синило. -- Минск : Вышэйшая школа, 2015. -- 685 с. (47,2 уч.-изд. л.) ISBN 978-985-06-2660-8
Монографии
- Сініла, Г. В. Біблія як феномен культуры і літаратуры. Ч. І. Духоўны і мастацкі свет Торы: Кніга Быцця / Г. В. Сініла. -- Мінск: Беларуская навука, 2003. — 451 с. ISBN 985-08-0578-1 (ч.1); ISBN 985-08-0581-1
- Сініла, Г. В. Біблія як феномен культуры і літаратуры. Ч. ІІ. Духоўны і мастацкі свет Торы: Кніга Зыходу / Г. В. Сініла. -- Мінск: Беларуская навука, 2004. — 612 с. ISBN 985-08-0634-6 (ч. 2); ISBN 985-08-0581-1
- Синило, Г. В. Танах и мировая поэзия / Г. В. Синило. -- Минск: Экономпресс, 2009. — 880 с. (46,2 п. л.) ISBN 978-985-6479-52-9
- Синило, Г. В. Экклесиаст и его рецепция в мировой культуре: в 2 ч. Ч. 1. Предтечи, поэтика, религиозные интерпретации / Г. В. Синило. -- Минск : БГУ, 2012. — 220 с. (13 п. л.) ISBN 978-985-518-604-6 (ч. 1); ISBN 978-985-518-607-7
- Синило, Г. В. Песнь Песней в контексте мировой культуры : в 2 кн. Кн. 1. Поэтика Песни Песней и её религиозные интерпретации. -- Минск : Экономпресс, 2012. — 680 с. (42,5 п. л.) ISBN 978-985-7051-01-4
- Синило, Г. В. Более 250 авторских статей в энциклопедии «Религия» (Минск : Книжный дом, 2007; 2-е изд. — Религии мира / сост. и ред. А. А. Грицанов, Г. В. Синило. -- Минск : Книжный Дом, 2012. — 960 с. (60 п. л.) ISBN 985-489-355-3; ISBN 978-985-17-0268-4
- Синило, Г. В. Экклесиаст и его рецепция в мировой культуре : в 2 ч. Ч. 2. Экклесиаст в мировой поэзии : от Поздней Античности до Раннего Нового времени / Г. В. Синило. -- Минск : БГУ, 2013. – 543 с. (54,3 а. л.). ISBN 978-985-518-851-4 (ч. 2); ISBN 978-985-518-607-7
- Синило, Г. В. Эльза Ласкер-Шюлер / Г. В. Синило // Литературный процесс в Германии первой половины XX века (ключевые и знаковые фигуры) / отв. ред. В. Д. Седельник, Т. В. Кудрявцева. М.: ИМЛИ РАН, 2015. С. 231–257. (Глава в коллективной монографии; 2,5 а. л.). ISBN 978-5-9208-0469-3
Научные статьи
- Синило, Г. В. К вопросу о традиции философской лирики Гёльдерлина в поэзии Георга Маурера / Г. В. Синило // Вестник БГУ. -- Сер. 4. --1982. -- № 3. -- С. 21–28.
- Синило, Г. В. Ритмико-синтаксические особенности лирики Иоганесса Бобровского и гёльдерлиновская традиция / Г. В. Синило // Вестник БГУ. -- Сер. 4. --1987. -- № 3. -- С. 16–21.
- Синило, Г. В. Гёльдерлин и Пиндар / Г. В. Синило // Вестник БГУ. -- Сер. 4. -- 1990. -- № 1. -- С. 16–20.
- Синило, Г. В. Поэтика Грифиуса как выражение духа времени / Г. В. Синило // Вестник БГУ. -- Сер. 4. -- 1991. -- № 2. -- С. 20–24.
- Сініла, Г. В. Максім Багдановіч як перакладчык заходнееўрапейской паэзіі / Г. В. Сініла // Вестник БГУ. -- Сер. 4. -- 1991. -- № 3. -- С. 3--9.
- Sinilo, G. W. Die späte Hymne Hölderlins und ihre Rezeption in der DDR-Lyrik / G. Sinilo // Das Wort: Germanistisches Jahrbuch. -- Moskau: Deutscher Akademischer Austauschdienst, 1991. -- S. 249–254.
- Сініла, Г. В. «Ды сэрца разарвана напалам…»: Лёс i паэзiя Генрыха Гейнэ / Г. В. Сініла // Роднае слова. -- 1997. -- № 12. -- С.76–88.
- Синило, Г. В. Страсть и тоска Генриха Гейне / Г. В. Синило // Всемирная литература. -- 1997. -- № 12. -- С. 143—151.
- Синило, Г. В. Генезис жанра философского гимна в немецкой литературе XVIII века / Г. В. Синило // XVIII век: Литература в контексте культуры: сб. науч. ст. / под ред. проф. Н. Т. Пахсарьян. -- М.: Изд-во Ун-та Рос. акад. образования, 1999. -- С. 49–60.
- Сініла, Г. В. «…Ды вечна малады пакутнiк Вертэр» / Г. В. Сініла // Крынiца. -- 1999. -- № 4--5 (52). -- С. 226—232.
- Синило, Г. В. На горних высях духа: Об одном из лирических шедевров Гёте / Г. В. Синило // Немига литературная. -- 1999. -- № 4. -- С. 182—189.
- Синило, Г. В. Ландшафт истории, культуры, памяти: лирика И. Бобровского / Г. В. Синило // Немига литературная. -- 2000. -- № 1. -- С. 161—165.
- Сініла, Г. В. «Памры i адрадзiся!»: Творчы шлях Ёгана Вольфганга Гётэ: ч. 1-2 / Г. В. Сініла // Роднае слова. -- 2000. -- № 7. -- С. 23–28; № 8. -- С. 25–30.
- Сініла (Крупкіна), Г. В. Мастацкi космас гётэўскага «Фауста» i яго перастварэнне па-беларуску: ч. 1--4 / Г. В. Сініла (Крупкіна) // Роднае слова. -- 2000. -- № 7. -- С. 29–34; № 8. -- С. 31–35; № 9. -- С. 25–28; № 10. -- С. 22–25.
- Синило, Г. В. Эволюция стиховых форм в лирике Ф. Гёльдерлина / Г. В. Синило // XVIII век: судьбы поэзии в эпоху прозы: Материалы II Междунар. конф. по проблемам лит. и культуры XVIII века в рамках Рос. отд-ния Междунар. о-ва по изучению культуры XVIII в. (Москва, МГУ, 22–23 мая 2000 г.); отв. ред. проф. Н. Т. Пахсарьян. -- М.: МГУ, 2001. -- С. 25–40.
- Синило, Г. В. Рецепция эллинской метрики и строфики в немецкой поэзии XVIII века / Г. В. Синило // Studia philologica: сб. науч. ст. Вып. 4. -- Минск: РИВШ БГУ, 2001.-- С. 106—114. ISBN 985-6144-88-4
- Синило, Г. В. Джойс; Музиль / Г. В. Синило // Постмодернизм: Энциклопедия. -- Минск: Интерпрессервис, 2001. -- С. 222—229; 483—486.
- Синило, Г. В. Жанровые и стилевые новации в лирике Ф. Г. Клопштока / Г. В. Синило // Другой XVIII век: сб. науч. работ / Моск. гос. ун-т имени М. В. ЛДомоносова; под ред. проф. Н. Т. Пахсарьян. -- М.: Экон-информ, 2002. -- С. 121—134. ISBN 5-9506-0018-5
- Синило, Г. В. Генезис «лирики природы» (Naturlyrik) и «лирики мысли» (Gedankenlyrik) в немецкой поэзии XVIII века / Г. В. Синило // Проблемы истории литературы / Ин-т славяноведения РАН; Моск. гос. открытый ун-т имени М. А. Шолохова; Полоцки гос. ун-т;под ред. проф. А. А. Гугнина. -- М.; Новополоцк: ПГУ, 2002. -- С. 17–25. ISBN 5-7576-0120-5
- Синило, Г. В. Манн Т.; Рильке / Г. В. Синило // Большой энциклопедический словарь / гл. науч. ред. и сост. С. Д. Солодовников. -- Минск: МФЦП, 2002. -- С. 459—465; 692—694.
- Синило, Г. В. Экклесиаст как метатекст эпохи барокко / Г. В. Синило // Барокко и классицизм в истории мировой культуры: Материалы Международной научной конференции «Седьмые Лафонтеновские чтения» (19–22 апреля 2001 г.). -- СПб.: СПбГУ; Санкт-Петербургское философское общество, 2001. -- С. 32–38.
- Синило, Г. В. Генезис аллегорической и мистической интерпретации Песни Песней в еврейской традиции / Г. В. Синило // Материалы Восьмой Ежегодной Международной Междисциплинарной конференции по иудаике: в 2 ч. -- М.: Центр научных работников и преподавателей иудаики в вузах «Сэфер»; Еврейский ун-т в Иерусалиме; Ин-т славяноведения Российской Академии наук, 2001. -- С. 12–24.
- Синило, Г. В. Библейские корни европейской пасторали / Г. В. Синило // Пастораль. Идиллия. Утопия: сб. науч. работ / под ред. проф. Т. В. Саськовой. -- М.: МГОПУ, 2002. -- С. 3--15. ISBN 5-8288-0498-7
- Синило, Г. В. Книга Рут: религиозно-этический смысл и художественное своеобразие / Г. В. Синило // Новая Еврейская школа: Педагогический альманах (Санкт-Петербург). -- 2002. -- № 11. -- С. 87–115.
- Синило, Г. В. Традиции Гердера, Клопштока, Гёльдерлина в лирике И. Бобровского / Г. В. Синило // Литература XX века: итоги и перспективы изучения: Вторые Андреевские чтения / под ред. проф. Н. Т. Пахсарьян. -- М.: МГУ; МГОПУ, 2004. -- С. 56–66. (0,5 п. л.).
- Синило, Г. В. Лирические книги Библии в рецепции немецкой поэзии XVII века / Г. В. Синило // Проблемы истории литературы: сб. статей. Вып. 18 / под ред. проф. А. А. Гугнина. -- М.; Новополоцк: Ин-т славяноведения РАН; МГОПУ им. М. А. Шолохова; ПГУ, 2004. -- С. 5--33. (1,5 п. л.). ISBN 5-7576-0149-3
- Синило, Г. В. «Любовь, как смерть, сильна…» (Песнь Песней и её рецепция в немецкой поэзии XVII века) / Г. В. Синило // XVII век: Между трагедией и утопией: сб. науч. трудов. Вып. 1 / отв. ред. проф. Т. В. Саськова. -- М.: МГОПУ, 2004. -- С. 89–100. (0,5 п. л.). ISBN 5-8288-0694-7
- Синило, Г. В. «Ночная песнь странника II» И. В. Гёте в свете жизненных идеалов XVIII века / Г. В. Синило // XVIII век: Искусство жить и жизнь искусства: сб. науч. работ / отв. ред. проф. Н. Т. Пасхсарьян. -- М.: МГУ, 2004. -- С. 355—369. (1 п. л.). ISBN 5-9506-0115-7
- Синило, Г. В. Пастораль как жанр и мирочувствование у поэтов Пегницкого пастушеского ордена / Г. В. Синило // Пастораль как текст культуры: теория, топика, синтез искусств: сб. науч. трудов / отв. ред. проф. Т. В. Саськова. -- М.: МГОПУ, 2005. -- С. 26–44. (1 п. л.). ISBN 5-8288-0863-X
- Синило, Г. В. Функции пасторальной топики в пророческих книгах / Г. В. Синило // Пасторали над бездной: сб. науч. трудов / отв. ред. проф. Т. В. Саськова. – М.: Изд. дом “Таганка”; МГОПУ им. М. А. Шолохова, 2004. – С. 10–18. ISBN 5-8288-0692-0
- Синило, Г. В. Рецепция Песни Песней в русской и русско-еврейской поэзии конца XIX – начала XX века / Г. В. Синило // Материалы XI Ежегодной Междунар. междисциплинар. конф. по иудаике: в 2 ч.: М.: Центр научн. работников и преподавателей иудаики в вузах “Сэфер”; Междунар. центр университетского преподавания еврейской цивилизации (Еврейский ун-т в Иерусалиме); Ин-т славяноведения РАН, 2004. Ч. 2. С. 163–187. (1,5 п. л.). ISBN 9-8604-020-1 ISBN 9-8604-022-8
- Синило, Г. В. Поэтика сонета А. Грифиуса «Слезы Отечества» (к проблеме целостного анализа и целостной рецепции стихотворного текста) / Г. В. Синило // Вестник Полоцкого государственного университета. -- Серия А. Гуманитарные науки. -- 2005. -- № 1. -- С. 108—115. (1 п. л.).
- Синило, Г. В. Проблема авторского «я» в пророческих книгах / Г. В. Синило // Автор как проблема теоретической и исторической поэтики: сб. науч. ст.: в 2 ч. / отв. ред. проф. Т. Е. Автухович. -- Минск: РИВШ, 2007. -- Ч. 1. -- С. 140—148. (0,5 п. л.). ISBN 985-500-081-1
- Синило, Г. В. Аарон; Авраам; Адонаи; Азазель; Амалек; Антихрист; Ашмедай; Бар-Кохба и др. / Г. В. Синило // Религия: энциклопедия / сост. и общ. ред. А. А. Грицанова, Г. В. Синило. Минск: Интерпрессервис, 2007. (60 п. л.). ISBN 985-489-355-3
- Синило, Г. В. И. Г. Гердер и новое прочтение Песни Песней / Г. В. Синило // Славянскiя лiтаратуры ў кантэксце сусветнай = Slavonic literatures within the world context (VII Мiжнародная навуковая канферэнцыя, 12–14 кастрычнiка 2005 г., Мiнск, БДУ): зб. навук. артыкулаў. У 3 т. / рэдкал.: Г. М. Бутырчык (адк. рэд.) [і інш]. -- Мiнск: Выд. цэнтр БДУ, 2007. Т. 1. -- С. 87–98.ISBN 978-985-476-548-8
- Синило, Г. В. Мифологема Сарматии в лирике И. Бобровского / Г. В. Синило // Беларусь і Германія: гісторыя і сучаснасць: Матэрыялы Міжнароднай навуковай канферэнцыі (Мінск, 26 красавіка 2007 г.). Вып. 6 / рэдкал.: А. А. Каваленя (гал. рэд.), С. Я. Новікаў (нам. гал. рэд.) [і інш]. -- Мінск: МДЛУ, 2007. -- С. 269—275. ISBN 978-985-460-226-4
- Синило, Г. В. Библейская топика в лирике Нелли Закс / Г. В. Синило // Проблемы истории литературы: сб. науч. статей. Вып. 20 / Ин-т славяноведения РАН; Моск. гос. открытый пед. ун-т имени М. А. Шолохова; Полоцкий гос. ун-т; отв. ред. проф. А. А. Гугнин. -- М.; Новополоцк: Полоцкий гос. ун-т, 2008. -- С. 216—238.[1] ISBN 5-7576-0151-5
- Синило, Г. В. Псалтирь (Книга Хвалений) в контексте мировой культуры / Г. В. Синило // Государство, религия, Церковь в России и за рубежом: специальный выпуск к № 4/2009 / Российская Академия государственной службы при Президенте Российской Федерации. -- М.: Изд-во РАГС, 2009. -- С. 4--18. (1,5 п. л.).
- Синило, Г. В. Традиция Книги Псалмов в еврейской литургической поэзии Поздней Античности и Раннего Средневековья / Г. В. Синило // Государство, религия, Церковь в России и за рубежом / Российская Академия государственной службы при Президенте Российской Федерации. -- 2009. -- № 4 со специальным выпуском (М.: Изд-во РАГС, 2009). -- С. 176—186. (1 п. л.).
- Синило, Г. В. Псалом 130-й в переложениях немецких поэтов XVII века // Государство, религия, Церковь в России и за рубежом / Российская Академия государственной службы при Президенте Российской Федерации. -- 2009. -- № 4 со специальным выпуском (М.: Изд-во РАГС, 2009). -- С. 238—244. (0,75 п. л.).
- Синило, Г. В. Специфика поэтического мира Нелли Закс и мотив Акедат Йицхак в её лирике / Г. В. Синило // От Библии до постмодернизма: Статьи по истории еврейской культуры / отв. ред. В. Мочалова. -- М.: Книжники; Текст, 2009. — С. 319—351. (1 п. л.). ISBN 978-5-9953-0021-2; ISBN 978-5-9953-0021-2
- Синило, Г. В. Тема Холокоста и проблема теодицеи в поэзии Нелли Закс / Г. В. Синило // Уроки Холокоста: история и современность: сб. науч. работ. Вып. 1 / сост. и ред. Я. З. Басин. -- Минск: Ковчег, 2009. -- С. 44–58. (1 п. л.).
- Синило, Г.. В. Библия как метатекст европейской культуры и литературы / Г. В. Синило // Литература в контексте культуры: типология, взаимосвязи, проблемы преподавания: сб. науч. ст. / под общ. ред. Г. В. Синило, Э. А. Усовской. Минск: БГУ, 2009. С. 5–45. (2 п. л.). ISBN 978-985-518-086-0
- Синило, Г. В. Библейский и каббалистический контекст мистической поэзии В. С. Соловьева // Славянскія літаратуры ў кантэксце сусветнай: Матэрыялы IХ Міжнароднай навуковай канферэнцыі, прысвечанай 70-годдзю філалагічнага факультэта Беларускага дзяржаўнага універсітэта (Мінск, 15-17 кастрычніка 2009 г.) / пад рэд. праф. В. П. Рагойшы: у 2 ч. -- Мінск: Выд. Цэнтр БДУ, 2010. -- Ч. 2. -- С. 235—241. (0,5 п. л.).
- Синило, Г. В. «Я, пережившая ужас, пишу из слов жизнь…» (Тема Холокоста в поэзии Розы Ауслендер) / Г. В. Синило // Уроки Холокоста: история и современность: сб. науч. работ. Вып. 3 / сост. и ред. Я. З. Басин. -- Минск: Ковчег, 2010. -- С. 52–67. (1 п. л.).
- Синило, Г. В. Синтез поэзии, философии и мифа в позднем творчестве Гёльдерлина / Г. В. Синило // XVIII век: литература как философия, философия как литература / под ред. Н. Т. Пахсарьян. М.: Экон-Информ, 2010. С. 143–158. (0,75 п. л.) ISBN 978-5-9506-0600-7
- Синило, Г. В. Десять Заповедей и их значение для духовного развития человечества / Г. В. Синило // Скрижали. Серия «Ветхозаветные исследования». Вып. 1 / сост. и гл. ред. В. В. Акимов. -- Минск: Ковчег, 2011. -- С. 24–64. (1,5 п. л.). ISBN 978-985-7006-39-7
- Синило, Г. В. Загадки Экклесиаста: особенности языка, проблема авторства и художественное своеобразие книги / Г. В. Синило // Скрижали. Серия «Ветхозаветные исследования». Вып. 2 / сост. и гл. ред. В. В. Акимов. -- Минск: Ковчег, 2011. -- С. 6--47. (1,5 п. л.).
- Синило, Г. В. Библейские парадигмы как основа становления американской культуры и литературы / Г. В. Синило // Актуальные проблемы развития американистики (культурологический аспект): Материалы Международной научной конференции (Минск, БГУ, 27–28 февраля 2007 г.). -- Минск: БГУ, 2011. -- С. 5--19. — Деп. в БелИСА 12.07.2011 г.; № Д 201126. -- [Электронный ресурс]. — Режим доступа: www.elib.bsu.by (1 п. л.).
- Синило, Г. В. Генезис мифологемы сакрального сада в древних ближневосточных культурах и её осмысление в Библии / Г. В. Синило // Фальклор і сучасная культура: Матэрыялы ІІІ Міжнароднай навукова-практычнай канферэнцыі да 90-годдзя БДУ (Мінск, БДУ, 21-22 красавіка 2011): у 2 ч. -- Мінск: БДУ, 2011. -- Ч. 2. -- С. 28–31. (0,5 п. л.).
- Синило, Г. В. Танах как метатекст еврейской и европейской культур / Г. В. Синило // Белорусско-еврейский диалог в контексте мировой культуры: Материалы I Международной научной конференции (Минск, 28-30 апреля 2008 г.): сб. науч. ст. / Белорус. гос. Ун-т, гуманит. фак.; редколл. Г. В. Синило (отв. ред.) [и др.]. -- Минск: БГУ, 2011. -- С. 14-27. — Деп. в ГУ «БелИСА» 30.12.2011 г.; № Д201182. -- [Электронный ресурс]. — Режим доступа: www.elib.bsu.by.
- Синило, Г. В. «Концепт „человек“ в осмыслении Экклесиаста» / Г. В. Синило // Материалы V Международной научной конференции «Межкультурная коммуникация и профессионально ориентированное обучение иностранным языкам» (Минск, БГУ, 28 октября 2011 г.) / редколл. В. Г. Шадурский (отв. ред.) [и др.]. -- Минск: Изд. центр БГУ, 2011. -- С. 173–174.
- Синило, Г. В. Эволюция поэтического синтаксиса Ф. Гёльдерлина и ритмико-синтаксические особенности его поздних гимнов (к вопросу о синтезе культурологического, философского и филологического подходов при анализе поэтического феномена) / Г. В. Синило // Романо-германская филология в контексте гуманитарных наук: Международный сб. науч. ст. / отв. ред. проф. А. А. Гугнин. Новополоцк: ПГУ, 2011. С. 148–158. (1 п. л.). ISBN 978-985-531-175-2
- Синило, Г. В. Функция ландшафта и техника номинации в лирике И. Бобровского / Г. В. Синило // Контексты мировой культуры: сб. науч. статей к 70-летию профессора А. А. Гугнина / отв. ред. Д. А. Кондаков. Новополоцк: ПГУ, 2011. С. 166–177. (1 п. л.). ISBN 978-985-531-205-6
- Синило Г. В. К проблеме генезиса аллегорической и мистической интерпретаций Песни Песней / Г. В. Синило // Религия и текст: от практики к теории: Материалы Междунар. науч.-практ. конф. (Минск, 17–18 марта 2011 г.) / под ред. С. Г. Карасевой, С. И. Шатравского. -- Минск: Изд. центр БГУ, 2012. -- С. 34–55. (0.75 п. л.). ISBN 978-985-476-971-4
- Синило, Г. В. Загадки Экклесиаста: религиозно-философская и социально-этическая проблематика / Г. В. Синило // Скрижали. Серия «Ветхозаветные исследования». Вып. 3 / сост. и гл. ред. В. В. Акимов. -- Минск: Ковчег, 2012. -- С. 6--59. (2 п. л. ISBN 978-985-7006-65-6
- Синило Г. В. Символика Розы в лирике Розы Ауслендер / Г. В. Синило // Материалы XVIII Международной ежегодной конференции по иудаике / редкол.: В. В. Мочалова (отв. ред.) [и др.]. М.: Центр "Сэфер"; Ин-т славяноведения РАН, 2011. -- С. 296—325.
- Синило, Г. В. «Господь, покров Твой — мой надежный дом…»: поэзия Эльзы Ласкер-Шюлер / Г. В. Синило // «Поэзия и правда»: Немецкоязычная женская поэзия: сб. эссе / под ред. д-ра фил. наук, проф. Т. Н. Андреюшкиной. -- Тольятти: ТГУ, 2012. -- С. 88–107. (1 п. л.). ISBN 978-5-8259-0659-1
- Синило, Г. В. «Народы Земли, не разрушайте вселенную слов…»: поэзия Нелли Закс / Г. В. Синило // «Поэзия и правда»: Немецкоязычная женская поэзия: сб. эссе / под ред. д-ра фил. наук, проф. Т. Н. Андреюшкиной. -- Тольятти: ТГУ, 2012. -- С. 160—188. (1,5 п. л.). ISBN 978-5-8259-0659-1
- Синило, Г. В. «Я верую в чудо слова»: поэзия Розы Ауслендер / Г. В. Синило // «Поэзия и правда»: Немецкоязычная женская поэзия: сб. эссе / под ред. д-ра фил. наук, проф. Т. Н. Андреюшкиной. -- Тольятти: ТГУ, 2012. -- С. 219—249. (2 п. л.). ISBN 978-5-8259-0659-1
- Синило, Г. В. «Бурная гениальность» и идиллическая модальность в лирике Ф. Гёльдерлина / Г. В. Синило // XVIII век: Литература в эпоху идиллий и бурь: науч. сб. / под ред. проф. Н. Т. Пахсарьян. М.: МГУ; Экон-Информ, 2012. С. 69–86. (1 п. л.). ISBN 978-5-9506-0949-7
- Сініла, Г. В. Амерыканістыка ў Беларускім дзяржаўным універсітэце і праблема цэласнага вывучэння культуры ЗША / Г. В. Сініла // Беларуска-амерыканскі культурны дыялог: стратэгія развіцця / рэдкал.: Л. Уладыкоўская (гал. рэд.) [і інш.]. -- Мінск: Тэсей, 2013. -- С. 63–67. (0,25 п. л.). ISBN 978-985-463-501-9
- Синило, Г. В. Мотивы Экклесиаста в поэзии Симеона Полоцкого / Г. В. Синило // Славянскія літаратуры ў кантэксце сусветнай: да 900-годдзя Кірыла Тураўскага і 200-годдзя Тараса Шаўчэнкі: Матэрыялы ХІ Міжнароднай навуковай канферэнцыі (Мінск, БДУ, 24–26 кастрычніка 2013 г.) : у 2 ч. / пад рэд. Т. П. Казаковай. -- Мінск : РІВШ, 2013. -- Ч. 1. -- С. 85–90. (0,5 п. л.). ISBN 978-985-500-706-8
- Синило, Г. В. Топосы Розы и Сада в лирике Розы Ауслендер (к проблеме жизни слова и образа в тексте и контексте культуры) / Г. В. Синило // Романо-германская филология в контексте науки и культуры: междунар. сб. науч. ст. / отв. ред. А. А. Гугнин. Новополоцк : ПГУ, 2013. С. 127–140. (1 а. л.). ISBN 978-985-531-386-2
- Синило, Г. В.Диалог культур в немецкой поэзии второй половины ХХ века: к проблеме роли маргиналов в формировании национальной культуры / Г. В. Синило // Романо-германская филология в контексте науки и культуры: междунар. сб. науч. ст. / отв. ред. А. А. Гугнин. Новополоцк: ПГУ, 2013. С. 140–148. (0,75 а. л.). ISBN 978-985-531-386-2
- Особенности комментаторского метода Иеронима Блаженного (на примере Комментария на Книгу Экклесиаста) / Г. В. Синило // Скрижали. Сер. “Ветхозаветные исследования”. Вып. 5. Минск: Ковчег, 2013. С. 6–58. (1,75 п. л.). ISBN 978-985-7055-31-9
- Синило, Г. В. Песнь Песней в интерпретации Оригена и Иеронима Блаженного / Г. В. Синило // Скрижали. Серия «Ветхозаветные исследования». Вып. 7 / сост. и гл. ред. В. В. Акимов. -- Минск: Ковчег, 2014. -- С. 6–50. (2 п. л.). ISBN 978-985-7086-41-2
- Синило, Г. В. Пасторальная топика в немецкой мистической поэзии XVII века / Г. В. Синило // Пастораль вчера, сегодня, завтра : сб. науч. ст. / отв. ред.Т. В. Саськова. -- М.: Человек; Edinbourgh: Lennex Corporation, 2014. -- С. 13–23. (0,75 а. л.). ISBN 978-5-519-02688-8
- Синило, Г. В. Топос Сада в лирике Ф. Гёльдерлина / Г. В. Синило // XVIII век : топосы и пейзажи : сб. науч. ст. / под ред. проф. Н. Т. Пахсарьян. -- СПб. : Алетейя, 2014. -- С. 206–224. (0,7 п. л.). ISBN 978-5-90670-582-2
- Синило, Г. В. Роль Библии в становлении и развитии немецкой национальной поэтической традиции / Г. В. Синило // Немецкая культура в контексте мировой / под ред. Г. В. Синило. -- Минск : РИВШ БГУ, 2014. (1 п. л.). ISBN 978-985-500-799-0
- Синило, Г. В. Синтез поэзии, живописи и музыки в лирике Эльзы Ласкер-Шюлер / Г. В. Синило // Искусствоведение в контексте других наук в России и за рубежом: параллели и взаимодействия: Материалы Международной научной конференции (Москва, Государственная классическая академия имени Маймонида, 14–19 апреля 2014 г.) / ред.-сост. Я. И. Сушкова-Ирина, Г. Р. Консон. -- М. : Нобель-Пресс; Edinbourgh : Lennex Corporation, 2014. -- С. 485–496. (1,0 п. л.). ISBN 978-5-519-01807-4
- Синило, Г. В. Поэтика идиллий Саула Черниховского / Г. В. Синило // Пастораль: метаморфозы идеала и реальности: сб. науч. ст. / отв. ред. проф. Т. В. Саськова. М.: Человек, 2015. С. 108–138. (1,5 а. л.). ISBN 978-5-906131-74-4
- Синило, Г. В. Значение изучения Библии для современного гуманитарного образования / Г. В. Синило // Актуальные проблемы гуманитарного образования: Материалы Междунар. науч. конф., посвященной 10-летию гуманитарного факультета БГУ (Минск, БГУ, 1–2 октября 2014 г.). -- Минск : Изд. Центр БГУ, 2014. (0,6 а. л.).
- Синило, Г. В. Осмысление кризиса европейской культуры в поэзии Э. Ласкер-Шюлер / Г. В. Синило // Антропологические сдвиги переломных эпох и их отражение в литературе : сб. науч. ст. : в 2 ч. / Гродненский гос. ун-т имени Я. Купалы; редкол. : Т. Е. Автухович (гл. ред.) [и др.]. -- Гродно : ГрГУ, 2014. -- Ч. 1. С. 248–257. (0,75 п. л.). ISBN 978-985-515-809-8
- Сініла, Г. В. Паэзія М. Багдановіча ў кантэксце эпохі дэкадансу і мадэрну / Г. В. Сініла // Матэрыялы Міжнароднай навукова-практычнай канферэнцыі «Кніга новага жыцця», прысвечанай 100-годдзю адзінага прыжыццёвага зборніка М. Багдановіча “Вянок”. Мінск, 2015. С. 152–157. (0,5 а. а.). ISBN 978-985-500-801-0
- Синило, Г. В. Жанр притчи и его модификации в Библии / Г. В. Синило // Скрижали. Серия «Ветхозаветные исследования». Вып. 9 / сост. и гл. ред. архимандрит Сергий (Акимов). Минск: Ковчег, 2015. С. 6–50. (2 а. л.). ISBN 978-985-7137-02-2
- Синило, Г. В. Песнь Песней в переложении Мартина Опица / Г. В. Синило // Вопросы филологии : сб.науч. ст. / под ред. проф. Е. А. Зачевского. -- СПб. : Издательство Политехнического университета, 2015. -- С. 241–254. (1 п. л.). ISBN 978-5-7422-4730-2 (РИНЦ // www.elibrary.ru ).
- Синило, Г. В. Мотивы Экклесиаста в поэзии Мартина Опица / Г. В. Синило // Мир, отраженный в слове: сб. науч. трудов, посвященный 80-летию профессора Е. А. Зачевского / под ред. проф. А. В. Хохлова. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского политехнического ун-та Петра Великого, 2015. С. 119–132. (0,75 а. л.).ISBN 978-5-7422-5116-3
- Синило, Г. В. “Культура зрения” и “культура слуха”: спор и союз эллинского и библейского в европейской культуре / Г. В. Синило // Традиции и перспективы искусства как феномена культуры: сб. ст. по материалам Межд. науч. конф Гос. классич. академии имени Маймонида 12–16 апреля г. / под общ. науч. ред. Я. И. Сушковой-Ириной; ред.-сост. М. А. Казачкова, Е В. Клочкова. М.: Гос. классич. Академия имени Маймонида, 2016. С. 299–320. (1,5 а. л.). ISBN 9785519493819 (РИНЦ // www.elibrary.ru ).
Напишите отзыв о статье "Синило, Галина Вениаминовна"
Примечания
Ссылки
- [hpsy.ru/authors/x1088.htm Синило Г.В. Публикации]. hpsy.ru. Проверено 25 октября 2012. [www.webcitation.org/6COxG5dzU Архивировано из первоисточника 24 ноября 2012].
- [www.gumf.bsu.by/hum/sinilo Синило Галина Вениаминовна]. БГУ. Проверено 26 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DF0gj00t Архивировано из первоисточника 28 декабря 2012].
- [mishpoha.org/6/nowbok.php Синило Г.В.]. Мишпоха. Проверено 25 октября 2012. [www.webcitation.org/6COxGfdjQ Архивировано из первоисточника 24 ноября 2012].
- [www.literature.by/biographies/biographies_18.html Биографический справочник]. literature.by. Проверено 25 октября 2012. [www.webcitation.org/6COxHHVgi Архивировано из первоисточника 24 ноября 2012].
- Синило Галина Вениаминовна. БГУ. gumf.bsu.by/sinilo-galina-veniaminovna
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Синило, Галина Вениаминовна
– Ах, графинюшка!…И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.
Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.
На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.
Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.
