Синодальное училище церковного пения
Синодальное училище церковного пения — духовно-музыкальное учебное заведение в Москве под управлением Святейшего Синода. Здание училища находилось по адресу: улица Большая Никитская, дом 11[1].
История
Синодальное училище церковного пения образовалось в 1860-х годах в качестве четырёхклассного учебного заведения. Зал училища считался одним из самых лучших по акустическим данным в Москве. При училище работала научная библиотека русских церковно-певческих рукописей[1].
С 1886 года обучение в училище стало меняться — образование стало похожим на гимназическое. В учебное заведение поступали мальчики в возрасте 7-8 лет. Они стали получать знания по общим предметам, курс обучения музыки стал ближе к консерваторскому. Существовал факультативный курс для обучения церковному пению и регентскому делу. Мальчики проживали в пансионе[1].
В хоре мальчики пели до потери голоса. После окончания училища многие выбирали карьеру музыкантов. Лучшие ученики работали в училище на должности педагогов и регентов. Некоторые из них получали консерваторский диплом[1].
Первым директором училища работал исследователь русского церковного пения С. В. Смоленский. Затем пост занимали: музыкальный критик С. Н. Кругликов, хоровой дирижёр В. С. Орлов, композитор А. Д. Кастальский, Н. М. Данилин и Н. С. Голованов. В наблюдательном совете училища присутствовали: П. И. Чайковский, А. С. Аренский, С. И. Танеев, В. И. Сафонов. В училище преподавали: протоиерей В. М. Металлов, А. В. Преображенский, композиторы и регенты П. Г. Чесноков, Д. В. Аллеманов, В. С. Калинников, Н. Н. Толстяков[1].
В конце XIX века по начало XX века в училище училось 70 человек[1].
В марте 1918 года училище переформировано в Государственную народную хоровую академию, директором был А. Д. Кастальский. В академии было 148 учеников, 30 педагогов и хор из 65 человек. В 1923 году академия соединилась с Московской консерваторией в качестве хорового отдела, а здание передано юридическому факультету МГУ. В 1979 году зал училища открыт для концертов. В 1983 году полностью произошло слияние с консерваторией. С середины 1980-х годов зал имеет название Рахманиновского зала[1].
См. также
Напишите отзыв о статье "Синодальное училище церковного пения"
Примечания
Отрывок, характеризующий Синодальное училище церковного пения
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
