Си-о-Се Поль

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Си-о-Се Поль

Си-о-Се Поль ночью

Координаты: 32°38′40″ с. ш. 51°40′03″ в. д. / 32.64444° с. ш. 51.66750° в. д. / 32.64444; 51.66750 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=32.64444&mlon=51.66750&zoom=12 (O)] (Я)Координаты: 32°38′40″ с. ш. 51°40′03″ в. д. / 32.64444° с. ш. 51.66750° в. д. / 32.64444; 51.66750 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=32.64444&mlon=51.66750&zoom=12 (O)] (Я)

Официальное название

перс. سی و سه پل

Пересекает

Заянде

Место расположения

Исфахан

Конструкция
Тип конструкции

Арочный мост

Материал

камень

Число пролётов

33

Общая длина

297.76

Ширина моста

13.75

Эксплуатация
Начало строительства

1599

Окончание строительства

1602

Мост Си-о-се поль (перс. سی‌وسه‌پل‎, букв. «тридцать три моста» или «тридцать три пролёта»), мост Аллаверди-хана (перс. پل الله‌وردی خان‎) — один из одиннадцати мостов Исфахана, переброшенных через реку Заянде.

Был построен в 1602 году и связал город Исфахан с армянской колонией Джульфа. На мосту расположена традиционная чайхана. Длина моста — 290 метров, а ширина 13,5 метров, мост состоит из 33 пролетов, в честь чего он и получил своё название. С обеих сторон проезжей части моста выстроены аркады[1].



См. также

Напишите отзыв о статье "Си-о-Се Поль"

Примечания

  1. Denis Wright. Persien. — Zürich und Freiburg i. B.: Atlantis, 1970. — 115 с.


Отрывок, характеризующий Си-о-Се Поль

– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.