Сказание о директоре Прончатове
Поделись знанием:
– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.
Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.
(перенаправлено с «Сказание о директоре Прончатове (повесть)»)
| Сказание о директоре Прончатове | |
 Первое издание повести. | |
| Жанр: | |
|---|---|
| Автор: | |
| Язык оригинала: | |
| Дата первой публикации: |
1969 |
| Издательство: |
«Молодая гвардия» |
«Сказание о директоре Прончатове» — повесть советского писателя Виля Липатова, опубликована в 1969 году. Это одно из наиболее известных произведений писателя.
Содержание
История
Повесть была впервые опубликована в 1969 году в журнале «Знамя» (№ 1-2). Издано впервые в 1970 году в книге «Сказание о директоре Прончатове» (М., «Молодая гвардия», 1970).
В 1972 году по повести был снят трёхсерийный телефильм «Инженер Прончатов».
Повесть описывает небольшой эпизод жизни старшего инженера крупной сибирской сплавконторы Прончатова, когда после смерти директора он сам стремится занять его место. Герой повести наделён чертами своего рода «разумного эгоизма». Это рациональный человек, обладающий такими качествами как деловая компетентность, инициативность, ответственность, который оценивает себя как бы со стороны и считает, что именно он должен стать будущим директором. Наоборот, другой кандидат, по его мнению, развалит работу.[1]
Сюжет
В основной сюжет повести включены истории, или «сказы», показывающие главного героя в особенно интересные моменты его жизни из прошлого и будущего.
После смерти директора Тагарской сплавконторы главный инженер Прончатов нацелен на то, чтобы стать новым директором. В первую очередь Прончатов идёт к самому уважаемому старику посёлка, главе большой семьи Никите Нехамову. После неспешного и пытливого разговора старик показывает ему своё расположение и согласие. Узнав, что на рейде из-за перевернувшегося паровоза узкоколейки встала работа, Прончатов едет туда и назло начальнику рейда и парторгу организует рабочих и они ставят паровоз на рельсы вручную, не дожидаясь крана. На работе после обсуждения с молодым механиком новой техники у Прончатова рождается идея о форсировании старых лебедок Мерзлякова, чтобы ускорить разгрузочно-погрузочные работы. В это время по посёлку разносятся слухи о романе между Прончатовым и красивой племянницей начальника планового отдела, к которому Прончатов пришёл обсудить своё возможное директорское назначение. Прончатова вызывают в райком, где на его кандидатуру на должность директора смотрят положительно, но мешает конфликт Прончатова с парторгом сплавконторы, который живёт ещё военным временем. Парторг, чтобы насолить Прончатову, рекомендует ему избраться в завком в надежде, что сурового главного инженера прокатят на профсоюзном собрании и это отразится на рассмотрении его кандидатуры в обкоме. Однако, оказывается, что рабочие Прончатова уважают и единогласно избирают в комитет. Наконец, в Тагар приезжает делегация из обкома, чтобы побеседовать с Прончатовым. Заведующий обкома Цыцарь, пытающийся поставить директором своего друга, беседует с Прончатовым и представляет дело таким образом, что, якобы, не получается хорошего разговора. Однако, после поездки на рейд, показа модернизации работы, разговора с рабочими они возвращаются в управление и становится ясно, что его кандидатура проходит…
Сказы
- Сказ о будущем. В 1965 году журналист райгазеты написал фельетон, в котором директор Прончатов критикуется за его, якобы, любовь к комфорту за счёт предприятия. Чтобы подшутить и проучить фельетониста, Прончатов организует тому поездку, которая должна показать, что сделано после критики. Они вместе садятся на старый разваливающийся и тихоходный катер вместо хорошего директорского, мотор еле-еле заводится, есть на нём невозможно, постоянно журналиста пугают, что катер вот-вот потонет и т. д. Наконец, они прибывают на дальний сплавпункт, невыспавшиеся и голодные, где выясняется, что столовая всего …в 6 км от пункта.
- Сказ о прошлом. На рейд Тагара пребывает брандвахта с 25 амнистированными уголовниками. Сопровождавших милиционеров те разоружили и намазали сажей. Чтобы избежать столкновений уголовников со сплавщиками, Прончатову удаётся их обмануть и вывести брандвахту на середину Оби, чтобы направить уголовников по отдельности на дальние плотбища.
- Сказ о будущем. Прончатов и директор лесозавода каждый год в конце апреля предоставляли данные о якобы «недовыполнении» плана, чтобы их вызвали на несколько дней в город на заседание обкома. После обкома все шли гулять в ресторан. Однако, на этот раз новый секретарь раскусил их и сразу после заседания дал свою «Чайку», чтобы отвести директоров вместо ресторана на …аэродром.
- Сказ о будущем. На рейд сплавконторы приходит первый сверхтяжёлый плот. Однако, бригадира сплавщиков ждёт не только поздравления с трудовой победой, но и милиционер. Тот ждёт, чтобы арестовать сплавщика за хулиганство. Это ставит Прончатова в очень неприятное положение.
- Сказ о прошлом. Начало войны. Олег Прончатов сбегает с друзьями из школы, чтобы попробовать придуманное испытание: кто дольше сможет держать руку над горящей свечой. Олег смог продержать дольше всех, но Гошка Кашлев, сын спецпереселенца, из бешеной зависти бросает ему слова его отца «Немцы одолеют, мы вас всех коммунистов, перевешаем!..» После этого Прончатов не общался с Кашлевым даже когда тот уже после войны стал коммунистом и доцентом института.
- Сказ о будущем. Поселковая вдова-учительница и бухгалтер полюбили друг друга, но пожилой нерешительный бухгалтер не мог собраться сделать предложение. Пытаясь как-то помочь пожилым влюблённым, Прончатов вызвал бухгалтера к себе, но долго не мог решить, что же сделать. В конце концов, он прямо сказал Александру Прокопьевичу, чтобы тот «немедленно женился на Капитолине Алексеевне!». Бухгалтер расцвёл и счастливый выбежал из конторы.
- Сказ о прошлом. После возвращения с войны Прончатов однажды на улице потерял сознание по непонятной причине и слёг, стал «сохнуть». Старик Рвачёв вызвался вылечить его. Он забрал Прончатова на дальнюю заимку, напоил настоем, оказавшимся позже просто чистым спиртом с добавлением травы-дурман (Прончатов вкус настоя и его спиртовую основу не распознал). После первоначального кризиса ярости (он разнёс заимку и произвел другие разрушения, орудуя огромной дубиной) Прончатов расслабился, прожил со стариком несколько дней в тайге и вылечился.
Персонажи
- Олег Олегович Прончатов — старший инженер сплавной конторы
- Елена Максимовна — его жена
- Гошка Чаусов — конюх
- Никита Никитич Нехамов — старик, бывший судостроитель
- Людмила Яковлевна — секретарша Прончатова
- Ян Педеревский — старшина директорского катера «Единица»
- Евг. Кетский (Иван Мурзин) — фельетонист районной газеты
- Пуляев — матрос на Волне
- Степан Гурьевич Ярома — начальник Ула-Юльского сплавного участка
- Демид Касьянович Куренной — начальник рейда
- Пётр Александрович Сарычев — главный уголовник
- Шнырь — его помощник
- Батаногов — начальник склада
- Петя Самохин — машинист паровоза
- Вишняков — парторг сплавконторы
- Глеб Алексеевич Поляков — начальник планового отдела
- Людмила Евсеевна Смоленская — его племянница
- Эдгар Иванович Огурцов — механик сплавпункта
- Семён Кузьмич Цыцарь — заведующий промышленным отделом обкома
- Николай Петрович Цукасов — секретарь обкома по промышленности
- Анисимов — директор Зареченской сплавной конторы
- Арсентий Васильевич — первый секретарь обкома
- Виктор Андреевич — будущий заведующий промышленным отделом обкома
- Тамара Нехамова — секретарша в райкоме
- Леонид Гудкин — второй секретарь Пашевского райкома КПСС
- Борис Зиновьевич Валов — капитан парохода «Латвия»
- Семён Безродный — бригадир сплавщиков
- Александр Николаевич Мороз — директор лесозавода
- Георгий Семёнович Кашлев — одноклассник Прончатова, доцент института
- Виталька Колотовкин — одноклассник Прончатова
- Иван Фомичёв — председатель завкома
- Сергей Нехамов — комсомольский секретарь
- Антипадист Григорьевич Семеновских — счетовод
- Капитолина Сергеевна Домажева — учительница географии
- Александр Прокопьевич Свиридов — бухгалтер
- Стогов — мастер леспромхоза
- Емеля Рвачёв — старик-знахарь
Экранизации
- 1972 — Инженер Прончатов (трёхсерийный телефильм, «Мосфильм», реж. Владимир Назаров)
Библиография
- Виль Липатов. Собрание сочинений в четырёх томах. Том 3. Смерть Егора Сузуна. Лида Вараксина. И это все о нём. М.: Молодая гвардия, 1984, с. 375—588.
Напишите отзыв о статье "Сказание о директоре Прончатове"
Примечания
- ↑ Александр Макаров, Михаил Синельников «Острота социального зрения»
Ссылки
- Александр Макаров, Михаил Синельников «Острота социального зрения» (Виль Липатов. Собрание сочинений в четырёх томах. Том 1. М.: Молодая гвардия, 1982, с. 5-34)
Отрывок, характеризующий Сказание о директоре Прончатове
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.
Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.
