Сказка о том, кто ходил страху учиться

«Сказка о том, кто ходил страху учиться» (нем. Märchen von einem, der auszog das Fürchten zu lernen) — сказка братьев Гримм, представляющая собой комедию ужасов, повествующую о молодом человеке, желавшем испытать страх. По системе классификации сказочных сюжетов Aарне-Томпсона, имеет номер 326.

Сюжет

Один отец жил с двумя сыновьями, младший из которых был бесстрашен и очень хотел страху научиться, а ремеслу не желал. По жалобе отца решил его страху дьячок научить: послал юношу в полночь на колокольню, а сам притворился привидением, но парень, ничуть не испугавшись, спустил мнимое привидение с лестницы. После этого происшествия отправил его отец от себя прочь, дав денег лишь на первое время. По пути он ночует под виселицей с мертвецами, а затем от владельца постоялого двора узнаёт о заколдованном замке, полном сокровищ: кто проведёт в нём три ночи, за того король обещал отдать свою дочь замуж. Думая, что, наконец-то познает что такое страх, парень соглашается заночевать в замке, тщательно подготовившись ко всем неожиданностям. Первую ночь его покой потревожили огромные чёрные кошки, собаки и скачущая кровать. Во вторую ночь пришли страшные люди, играющие в кегли мёртвыми головами. В третью ночь — объявился мертвец в гробу и чудовищный бородач. Всем им отважный юноша смог дать достойный отпор и в награду стал королевским зятем. Когда молодой жене надоели его жалобы о том, что он страху так и не научился, то, по совету своей горничной, королевна зачерпнула ушатом в ручье пескарей и вылила на спящего мужа. Вскочил тот спросонья и, ощутив прыгающих кругом рыбёшек, закричал: «Ой, страшно мне, страшно мне, жёнушка милая! Да! Теперь я знаю, что значит дрожать от страха!»

Происхождение и варианты сюжета

Сказка в окончательной версии появляется в сборнике братьев Гримм со второго издания 1819 года. Годом раньше она была опубликована ими в журнале Wünschelruthe (№ 4). Сказка основана на истории, записанной в районе Швальм от Фердинанда Зиберта, также рассказах из Мекленбурга и Цверна (возможно от Доротеи Фиман). Версия первого издания сказок 1812 года содержала только один эпизод в замке с игрой в карты и кегли.

Братья Гримм отмечают, что в оригинальных источниках эпизоды в замке одиночные и сюжет варьируется. Из цвернской версии сказки взят труп, который юноша хочет отогреть в кровати. В другой заимствована игра против привидений, с девятью ногами-кеглями и черепом вместо мяча. В третьей версии, гессенской, мастер поливает бесстрашного мальчика-портного в кровати холодной водой. В четвёртой молодой житель Тироля решает научиться страху, он встречает бородатое привидение, которое хочет его убить, а затем исчезает, когда бьёт полночь.

Пятая версия (из Цверна), записанная, вероятно, от Доротеи Фиман более богата деталями. В ней сын кузнеца идёт в мир, чтобы научиться страху. Мертвец с виселицы, под которой заснул юноша, просит его рассказать школьному учителю, кто истинный вор, чтобы его похоронили достойно. Мертвец отдает ему свою палку, которая способна наносить удары по призракам. С помощью палки сын кузнеца освобождает проклятый замок, заперев чёрное привидение и священника в образе чёрного пуделя. Золотая одежда, которую король дарит в благодарность, слишком тяжела, поэтому юноша сохраняет свой старый халат. А услышав пугающий пушечный залп, юноша радуется, что теперь познал что такое страх.

В шестой версии, происходящей из Падерборна (вероятно, от семьи фон Гакстгаузен) отец посылает своего бесстрашного сына Ганса принести мёртвых костей, и при этом наказывает двум дочерям сыграть призраков, но Ганс сворачивает им шеи. За это он должен эмигрировать, прозвавшись Гансом Фюрхтеминигом. Для ночного дежурства в замке с привидениями к нему приставляют солдата сопровождающего, который из-за холода идет зажигать огонь, и теряет голову. Ганс играет в карты с безголовым. На третью ночь призрачный дух хочет его прогнать прочь из замка. Юноша предлагает пари: кто первым просунет палец в замочную скважину. Когда дух засовывает палец, Ганс заклинивает его и бьёт.

Братья Гримм в качестве источников приводят и литературные: И. В. Вольф «Сказки» (Стр. 328, 408), «Нидерландские сказания» (Стр. 517—522); Игнатия Цигерле (C. 281—290); Генрих Проль «Детские и народные сказки» (№ 33); шведская сказка «Graasappen» Мольбеха (№ 14) и датская сказка про Свенда (№ 29). Хрейдмар из исландского сказания хочет узнать что такое гнев. Они упоминают ещё замечание о сказке Гёте.

Интерпретации

Сюжет о герое, в роли которого может выступать свинопас, уволенный со службы солдат или заблудший принц, который в итоге женится на дочери короля и получает королевство (или его часть), является достаточно распространённым.

В сказке идёт речь о древнем матрилинейном порядке наследования, в котором наследство получают дочери, а не сыновья. При передаче сказки в патрилинейном обществе, ей становится необходимо веское основание для подобных установлений — подобным основанием становится редкий дар отсутствия страха, а также необычно решительная жена, дочь короля.

Психологические интерпретации сказки приводят Сёрен Кьерркегор , Хедвиг фон Бейт, Вильгельм Зальбер, Эгона Фабиан и Астрид Томе

Экранизации

• Симсала Гримм, немецкий мультсериал 1999 года, первый сезон, эпизод 10.

Ссылки и литература

• Breitkreuz, Hartmut: Einklemmen unholder Wesen. In: Enzyklopädie des Märchens. Band 3. S. 1261—1271. Berlin, New York, 1981.
• Heinz Rölleke: Fürchten lernen. In: Enzyklopädie des Märchens. Band 5. Berlin, New York 1987, S. 584—593.
• Verena Kast: Wege aus Angst und Symbiose. Märchen psychologisch gedeutet. Walter, München 1987, ISBN 3-530-42100-6, S. 14-36.
• Udo Baer, Gabriele Frick-Baer: Gefühlslandschaft Angst. Bibliothek der Gefühle. Affenkönigverlag, ISBN 3-934933-04-1. Neuauflage 2008 im Beltz-Verlag.

Отрывок, характеризующий Сказка о том, кто ходил страху учиться

– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.