София Каролина Бранденбург-Кульмбахская

София Каролина Бранденбург-Кульмбахская Sophie Karoline von Brandenburg-Kulmbach
княгиня Ост-Фрисландская
Дети:	нет

София Каролина Бранденбург-Кульмбахская (нем. Sophie Karoline von Brandenburg-Kulmbach; 31 марта 1705, Веферлинген — 7 июня 1764, дворец Зоргенфри под Копенгагеном) — принцесса Бранденбург-Кульмбахская из кульмбах-байрейтской побочной ветви младшей линии франконских Гогенцоллернов, в замужестве княгиня Ост-Фрисландская.

Биография

София Каролина — дочь маркграфа Кристиана Генриха Бранденбург-Кульмбахского и Софии Кристианы фон Вольфштейн (1667—1737), дочери графа Альбрехта Фридриха Вольфштейна из Зульцбюрга.

8 декабря 1723 года София Каролина вышла замуж в Прече за князя Георга Альбрехта Ост-Фрисландского, став его второй супругой. В качестве вдовьих владений ей была выделена крепость Берум. Брак остался бездетным и в последние годы очень несчастливым. Софию Каролину описывали как скромно одарённую женщину, но пользовавшуюся признанием за свою набожность и добрый характер. София Каролина занималась поэзией религиозного содержания.

София Каролина пережила мужа на 30 лет, в 1734—1740 годах проживала в Беруме, затем гостила долгое время у сестры — датской королевы Софии Магдалены и умерла в замке Зоргенфри близ Копенгагена. Похоронена в Роскилльском соборе.

Литература

• Johann Samuel Ersch: Band 60 von Allgemeine Encyclopädie der Wissenschaften und Künste in alphabetischer Folge von genannten Schrifts bearbeitet und herausgegeben von J. S. Ersch und J. G. Gruber, Johann Samuel Ersch, J. f. Gleditsch, 1855, S. 61
• Martin Jhering: Hofleben in Ostfriesland: die Fürstenresidenz Aurich im Jahre 1728, Verlag Hahnsche Buchhandlung, 2005, S. 45
• Fridrich Arends: Erdbeschreibung des Fürstenthums Ostfriesland und des Harlingerlandes, Gedruckt bei Wittwe Hyner, 1824, S. 419

Отрывок, характеризующий София Каролина Бранденбург-Кульмбахская

Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…