Теорикон

Теорикон (Феорикон) (греч. τό θεωρικόν; τά θεωρικά, подраз. χρήματα, т. е. зрелищные деньги) — в древних Афинах государственный кредит, выделявшийся на устройство празднеств жертвоприношений и общественных развлечений.

Из многочисленных афинских праздников одни устраивались за счёт отдельных фил, демов или фамилий, но очень многие, в которых принимал участие весь народ, требовали затрат и от государства. Насколько велики были эти затраты, видно из речей Демосфена, который жаловался, что на Дионисии и Панафинеи расходуется больше, чем на любое военное предприятие.

Когда строитель каменного театра стал взимать с посетителей по 2 обола за вход, Перикл провёл закон о выдаче бедным гражданам этих денег из казны: этот закон был отменён в конце V века до н. э., но немного спустя был вновь проведён Агиррием (до 395 г.).

В IV веке до н. э. практиковалась выдача теориконов не только на сценические представления, но и на религиозные торжества: так, всякому гражданину, участвовавшему в панафинейской процессии, выдавалось два обола. По расчетам Бека, на это государством расходовалось ежегодно около 30 талантов. По старому закону остатки от доходов должны были расходоваться на военные нужды: теперь все сбережения шли на уплату «зрелищных денег», а военные расходы покрывались или из чрезвычайных поступлений, или из имущественного налога.

В 354 году до н. э. была организована Эвбулом особая зрелищная касса, для управления которой ежегодно избирался народом особый казначей. Попытка Аполлодора (350) провести закон об обращении остатка от доходов на военные нужды не увенчалась успехом: он был присуждён к уплате штрафа по обвинению в нарушении закона, а Эвбул провёл новый закон, которым назначалась смертная казнь за предложение в народном собрании употребить деньги зрелищной кассы на другие надобности. Этот закон оставался в силе до 339 года до н. э., когда Демосфен, несмотря на описанную угрозу, добился возвращения остатков от государственных доходов в военную казну.

Литература

• Цымбал О.Г. [antik-yar.ru/events/cl-civ-2011/papers/tsimbalog Коллегия управляющих фондом теорикона в системе афинских финансовых магистратур IV в. до н.э.] (рус.) // Античная цивилизация: политические структуры и правовое регулирование. Доклады международной интернет-конференции. — Ярославль, 2012. — С. 76-87. — ISBN 9785904894054.
• Цымбал О.Г. [elar.uniyar.ac.ru/jspui/handle/123456789/1911 Комиссия теорикона и казначей военного фонда в системе управления финансами Афин IV в. до н.э.: соотношение функций] (рус.) // Реальность. Ретроспекция. Реконструкция: Проблемы всемирной истории: Сб. науч. тр.. — Ярославль, 2011. — С. 10-14.
• Цымбал О.Г. [elar.uniyar.ac.ru/jspui/handle/123456789/13 Роль «зрелищных денег» в классических Афинах] (рус.) // Экономика. Политика. Культура: сб. науч. тр.. — Ярославль, 2008. — С. 3-7.

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Теорикон

«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.