Убийство Мередит Керчер

Убийство Мередит Керчер произошло ночью 1 ноября 2007 года в городе Перуджа. На следующий день полиция обнаружила тело 21-летней британской студентки, находящейся там по обмену, на верхнем этаже квартиры, которую она делила с другими девушками. Она была найдена лежащей в своей комнате, частично одетая и прикрытая одеялом, со следами крови на полу, кровати и стенах. Судебные патологоанатомы пришли к заключению, что вначале была предпринята попытка задушить её, и затем по её шее нанесли несколько ударов ножом, вызвав тем самым смертельное кровотечение. На её теле имелось множество синяков и царапин, вдобавок к ножевым ранам, а также следы сексуального насилия. Пропали две кредитных карты и 300 евро, а её два мобильных телефона были найдены в саду, что находился на расстоянии около километра от её дома.

Руди Герман Геде, местный житель Перуджи, был три раза обвинён в изнасиловании и убийстве Керчер и приговорён к 30 годам. Впоследствии срок был уменьшен до 16 лет, в ходе первого из двух апелляционных слушаний. Раффаэль Соллечито, итальянский студент, и Аманда Нокс, американская студентка, делившая квартиру с Мередит Кечер, были осуждены в декабре 2009 года за изнасилование и убийство, но в ходе пересмотра дела в декабре 2010 года им было позволено подать апелляцию. Соллечито был приговорён к 25 годам тюрьмы, Нокс — к 26. По итальянской системе правосудия ответчиков не считают виновными, пока не закончен апелляционный процесс. Спустя 4 года они признаны невиновными по причине "хлипкости доказательств".

Мередит Керчер

Мередит Сюзана Сара Керчер, известная среди своих друзей как «Мез», родилась 28 декабря 1985 года в Лондоне, район Саутуарк, и проживала в южной части Лондона, район Калзден. У неё были двое старших братьев и старшая сестра. Её отец — свободный журналист, мать — домохозяйка, родом из Индии.

Она посещала школу Old Palace School в районе Кройдон, после чего получила учёную степень по европеистике в университете Лидса. На момент её убийства она в течение года училась в университете Перуджи по программе обмена студентами Erasmus. В 2004 году она промелькнула в клипе на песню «Some Say» певца Кристиана Леонтью. www.youtube.com/watch?v=_B7qGMtyDIg

В Перудже она делила квартиру с Амандой Нокс и двумя итальянками. Похороны Керчер состоялись 14 декабря 2007 года в Кройдонской приходской церкви, где присутствовало более 300 человек. Ей была присвоена посмертная степень в университете Лидса. На слушании дела был представлен видеоклип с участием убитой Мередит Керчер 8 июня 2009 года.

Лица, обвиненные в убийстве

Руди Геде

Руди Герману Геде (родился 26 декабря 1986 года в Абиджане, Кот-д’Ивуар) на момент убийства было 20. Он приехал в Перуджу в возрасте 5 лет со своим отцом, который уехал из Африки и работал чернорабочим на стройке в 90-е годы. Воспитывался без матери, его часто забирали местные учителя после занятий, пока его отец не вернётся с работы. Когда Геде было 16, его отец вернулся в Африку, а он был неофициально усыновлён семьёй местного бизнесмена, который спонсировал баскетбольную команду, где сам играл. Он провёл 2004-05 сезон в молодёжной баскетбольной команде. Он часто останавливался у своей тётки в Леко, недалеко от Милана, иногда работал там в барах, возвращаясь иногда в Перуджу. На момент убийства он неоднократно обкрадывал квартиры. Только в Перужде до убийства этот человек совершил не менее 6 ограблений. Перед убийством Мередит некий Кристиан Трамонтано четыре раза приходил в полицию с рассказом о том, как молодой чернокожий парень вломился к нему домой с ножом, похитив 5 евро и три кредитки, и все четыре раза полицейские его игнорировали. Трамонтано назвал и имя грабителя: Руди Гуэди. После одного из ограблений отпечатки пальцев Руди оказались в картотеке. Поэтому установить, кому принадлежат кровавые отпечатки пальцев на месте убийства Керхер не составило труда. Его днк и отпечатки были повсюду. Руди Гуэди был пойман. На месте преступления были только его следы, только его отпечатки, только его сперма и только его ДНК. Она была везде: в вагине жертвы, в её анусе, на одежде, в крови, на теле. Из 400 образцов ДНК, взятых с места преступления, 100 принадлежали Руди. Но из за маниакального желания прокурора Миньини, который уже придумал огромную версию, касательно Аманды и Рафаэле один убийца "не подходил к истории". Поэтому обвинение выдвинуло новую версию: Мередит была убита во время оргии, в которой участвовали Руди Гуэди, Аманда Нокс и Рафаэле Соллесито. А почему ДНК Аманды и Рафаэле не было на месте преступления? — спросите вы. А очень просто. Они уничтожили все следы своих ДНК. А следы ДНК Руди оставили. Тот факт, что это физически невозможно сделать, обвинение не смутил.

Аманда Нокс

Аманда Мария Нокс (родилась 9 июля 1987 года в Сиэтле, штат Вашингтон), на момент убийства, была студенткой Вашингтонского университета. Она находилась в Перудже, посещая Университет для иностранцев в течение одного года, изучая итальянский и немецкий языки и писательское искусство. В Перудже она жила в той же квартире, что и Керчер. Нокс встретила Раффаэля Соллечито на концерте классической музыки 25 октября 2007 года, после чего они стали встречаться. После того, как коттедж, в котором Аманда снимала комнату, был закрыт, как место преступления, она жила в двухэтажном доме Рафаэля.

Раффаэль Соллечито

Раффаэль Соллечито (родился 26 марта 1984 года в Джовинаццо, провинции Бари в обеспеченной семье), на момент убийства заканчивал обучение в области вычислительной техники в Университете Перуджи, и завершил обучение, когда находился в тюрьме, уже под следствием.

События вокруг убийства

Вечером 1 ноября 2007 года квартира, где проживала Керчер, была пуста. Одна из её итальянских соседок была за городом, другая проводила время с друзьями. Четверо молодых итальянцев, которые делили нижний этаж коттеджа, на тот момент покинули город. Нокс ожидала работы в баре Le Chic, но 20:18 её босс Патрик Лумумба отправил ей сообщение, что дела идут медленно и в ней нет необходимости. Нокс ответила в 20:35: «Ок, увидимся позже, хорошего вечера» на итальянском. Когда один друг зашёл к Соллечито домой в 20:45, дверь открыла Нокс.

В тот вечер Керчер обедала с тремя своими английскими подругами в одном из их домов и смотрела кино на DVD. Она сказала, что устала и хотела бы пораньше лечь. Керчер одолжила историческую книгу и обещала вернуть её не позднее 10 утра следующего дня. Она пошла домой с одной из подружек, позже они разошлись в 20:55. Ей оставалось пройти одной 460 метров до своей квартиры. В 12:07 следующего дня Нокс позвонила на английский номер мобильного Керчер, ожидая ответа в течение 16 гудков (Нокс утверждала, что Керчер всегда носила этот телефон, ожидая звонка о состоянии её матери, недавно перенёсшей болезнь). Минутой позже она позвонила своей соседке Филомене, рассказав ей, что, когда она вернулась в квартиру, то обнаружила открытую дверь и кровь в ванне. Аманда набрала номер другого мобильного Керчер, а затем снова набирала её английский номер телефона. Соседка трижды звонила Нокс. В течение последнего звонка, который начался в 12:34, Нокс сообщила, что окно в комнате Филомены разбито и в комнате беспорядок. В 12:47 Нокс позвонила своей матери в Сиэтл, и та, в свою очередь, сказала вызвать полицию. Соллечито дважды звонил в итальянскую экстренную службу по номеру 112 в 12:51 и 12:54. Он сообщил о взломе, открытой двери, крови и о пропаже соседки. Прежде чем прибыли карабинеры в ответ на эти звонки, два офицера полиции, прибытие которых зафиксировали внешние камеры наблюдения, пришли выяснить причину появления обнаруженных ранее телефонов в саду соседнего дома.

Нокс и Соллечито стояли снаружи и сообщили, что ожидают прибытия карабинеров, и что окно в их квартире разбито, а в ванне следы крови.

В то время как Нокс показывала двум офицерам комнату с разбитым окном, запертую дверь и кровь в ванне, подошла соседка, которой она звонила ранее, с тремя друзьями. Было подтверждено, что найденные телефоны принадлежат Керчер. Карабинеры ещё не прибыли, а офицеры полиции отказались взломать запертую дверь. В 13:15 один из друзей соседки, приехавших вместе с ней, выбил дверь. Керчер была найдена лежащей на полу, закрытая пуховым одеялом, пропитанным кровью. Офицеры вывели всех из квартиры, и коттедж был взят под усиленную охрану как место преступления.

Допросы полицией

5 ноября 2007 года Соллечито в своих показаниях заявил, что не уверен, была ли Нокс с ним всю ночь, когда произошло убийство. Затем полиция расспросила Нокс, которая сопровождала Соллечито в полицейский участок. Начиная с 23:00 того вечера она была допрошена сначала полицией одна, а затем в присутствии прокурора. На этих допросах она сказала, что пришла в квартиру вместе с Патриком Лумумба, владельцем бара Le Chic, в котором она изредка работала. Она рассказала, что она была на кухне, когда тот совершил убийство.

Позднее она утверждала, что эти заявления она делала под принуждением, а также, что она подвергалась нападкам и запугиваниям со стороны полиции. Она повторила это на судебном слушании, в то время как полиция утверждала, что допрос был строг, но вежлив. Адвокат Нокс, подведя итог в конце судебного слушания, заявил, что допрос в сумме длился в общей сложности 53 часа, что послужило причиной стресса и страха. Полиция отвергла обвинения, что с Нокс плохо обращались, по этому поводу ей предъявили обвинение в клевете на отдельном судебном слушании.

Она была арестована 6 ноября. Некоторое время спустя она написала заявление в полицию, частично отказываясь от предыдущих своих показаний, объясняя это тем, что не уверена в их правдоподобности по причине шока, стресса и страшной усталости, что могло негативно повлиять на её память. Нокс придерживалась обвинений Лумумбы (на суде она от них отказалась), однако сообщила, что не может точно вспомнить, была она в момент убийства в своей квартире или же в квартире Соллечито.

Лумумба был арестован 6 ноября 2007 года, на основании заявлений Нокс. Он был задержан на 2 недели, пока не был арестован Геде. В начале сомнения о его алиби были озвучены в прессе, но в конечном итоге он был полностью оправдан.

4 июля 2011 г. родители Аманды Нокс, приговоренной в Италии к 26 годам тюрьмы за убийство британской студентки Мередит Керчер, предстанут перед судом Перуджи за клевету против полиции.

Арест Геде

Через несколько дней после убийства, Геде покинул Перуджу поездом. Интерпол вышел на его след, обнаружив компьютер, который он использовал в Германии для доступа к Facebook, и написав ему ответ от имени журналиста газеты Daily Telegraph, что хотели бы с ним встретится для интервью. До этого, в своём сообщении в Facebook, он писал, что он знает, что его подозревают, и хотел бы очистить своё имя. 20 ноября 2007 года транспортная полиция Германии, арестовала Геде за безбилетный проезд в поезде около города Майнц. В момент допроса, он заявил, что держит свой путь обратно, в Италию, чтобы самому прийти в полицию. 6 декабря 2007 года он был выдан Италии.

29 июня 2011 года независимые эксперты признали несостоятельными улики, выдвинутые против Аманды Нокс. В отчёте, в частности, говорится, что качество биоматериалов, собранных на месте преступления, оказалось недостаточным для полноценного анализа ДНК. Между тем выводы, сделанные предыдущей командой экспертов, стали основой для вынесения американке и её предполагаемым подельникам обвинительного приговора.

Новая экспертиза была проведена по поручению судьи, председательствующего на процессе, в ходе которого рассматривается апелляция Аманды Нокс. Таким образом, судья удовлетворил ходатайство защиты американки. В ходе первого процесса аналогичное ходатайство было отклонено.

Биоматериалы для исследования были взяты с ножа, найденного в комнате бойфренда американки Рафаэля Соллечито (Raffaele Sollecito). Согласно итогам предыдущего анализа, кровь, следы которой нашли на лезвии, принадлежала убитой. Также эксперты определили, что на рукоятке ножа остались следы ДНК Аманды Нокс. Кроме того, на застежке бюстгальтера британки судмедэксперты нашли следы ДНК Соллечито.

В ходе нового исследования эксперты пришли к выводу, что образцы с лезвия и с бюстгальтера жертвы имели примеси, в связи с чем итоги предыдущих анализов не соответствуют международным стандартам. По данным агентства, официально выводы экспертов будут оглашены в суде в июле 2014.

Итальянский суд оправдал американскую студентку Аманду Нокс

Апелляционный суд Италии отменил ^{[когда?]} обвинительный приговор американской студентке Аманде Нокс, которая в декабре 2009 года была признана виновной в совершенном в 2007 году убийстве своей соседки из Великобритании Мередит Керчер. Осужденную сразу освободили из-под стражи. Девушка была приговорена к двадцати шести годам тюремного заключения. Однако при новом рассмотрении дела суд пришёл к выводу, что у следствия было недостаточно доказательств против обвиняемой.

Отмена оправдательного приговора

30 января 2014 года после почти 12-часового обсуждения апелляционный суд Флоренции отменил оправдательный приговор суда низшей инстанции и определил меру наказания в 28,5 лет лишения свободы для Аманды Нокс и в 25 лет — для Рафаэля Соллечито (ему также отказано в экспатриации).

Подтверждение оправдательного приговора

27 марта 2015 года Высший кассационный суд Италии отменил обвинительный приговор в отношении Аманды Нокс и Рафаэля Соллечито по делу об убийстве Керчер. Сама Нокс встретила эту новость с чувством радости в доме своей матери в Сиэтле, в то время как семья и адвокаты убитой остались недовольны исходом дела. Данное решение стало последним и окончательным в череде судебных разбирательств, тянувшихся с 2007 года.

Ссылки

• [themurderofmeredithkercher.com/Main_Page The Murder of Meredith Kercher.com]

Отрывок, характеризующий Убийство Мередит Керчер

Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.


15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.