Усадьба Гагариных — Тютчевых
| Здание | |
Усадьба Гагариных — Тютчевых
| |
 Усадьба в 2011 году | |
| Страна | Россия |
| Местоположение | Москва, Армянский переулок, д. 11, стр. 2 |
Усадьба Гагариных — Тютчевых — усадьба в Москве по адресу Армянский переулок дом 11 строение 2. Объект культурного наследия федерального значения[1].
История
Главный дом усадьбы возведён на основе белокаменных палат, время строительства которых относят в первой половине XVII века, а часть исследователей даёт ещё более раннюю оценку — конец XVI — начало XVII века. Подвал дома со сводчатыми помещениями предположительно был первым этажом палат, второй этаж их был деревянный и позже перестроен в камне. Хозяином владения во второй половине XVII века считается боярин Иван Михайлович Милославский[2].
В XVIII веке имение несколько раз переходило от одного владельца к другому, в разное время его хозяевами были князья Волконские, графы Дмитриевы-Мамоновы, дворяне Глебовы. В 1790 году усадьбу купил князь Иван Сергеевич Гагарин, который оставив военную службу в звании капитана флота поселился в Москве. Гагарин заказал перестройку дома архитектору Матвею Федоровичу Казакову, который выполнил его в классическом стиле. Дом был расширен пристройками, добавился третий этаж. При этом палаты, ставшие основой дома, практически не подверглись переделке. Казаков оставил без изменений композицию дома с двумя боковыми ризалитами на фасаде, между ними он выстроил балкон на колоннах. В результате здание приобрело простой, но в то же время элегантный вид, в том же ключе выполнены и интерьеры дома[2].
В 1810 году усадьбу у наследников Гагарина приобрели Тютчевы. Их сын, известный в будущем поэт Фёдор Иванович Тютчев, жил здесь с родителями до 1822 года. Московский пожар 1812 года имение не затронул. Гостями в доме часто бывали будущие декабристы Д. И. Завалишин и И. Д. Якушкин, бывшие родственниками Тютчевых. В 1831 году Тютчевы продали усадьбу Московскому попечительству о бедных, которые разместили в ней богадельню, получившую по имени одного из благотворителей название Горихвостовская. После революции богадельня была упразднена, дом в советское время занимали различные учреждения. Дом в эти годы не перестраивался и сохранился почти в том виде, который придал ему Казаков[2].
В настоящее время в усадьбе располагается Российский детский фонд[2].
Напишите отзыв о статье "Усадьба Гагариных — Тютчевых"
Примечания
Отрывок, характеризующий Усадьба Гагариных — Тютчевых
Анна Павловна улыбнулась и обещалась заняться Пьером, который, она знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая прежде с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья в передней. С лица ее исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее выражало только беспокойство и страх.
– Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? – сказала она, догоняя его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особенным ударением на о ). – Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какие известия я могу привезти моему бедному мальчику?
Несмотря на то, что князь Василий неохотно и почти неучтиво слушал пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково и трогательно улыбалась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.
– Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию, – просила она.
– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, – отвечал князь Василий, – но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.
– Chere Анна Михайловна, – сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, – для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?
– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
