Уцмиев, Хасай-хан Мусаевич

Хасай-Хан Мусаевич Уцмиев
С сыном Мехтикули-ханом. Конец 1850-х
Дата рождения	1808(1808)
Место рождения	Аксай, Российская империя
Дата смерти	1867(1867)
Место смерти	Воронеж, Воронежская губерния
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Звание	генерал-майор

Хасай-Хан Мусаевич Уцмиев (1808 г., Аксай (Дагестан), Кумыкское владение, Российская империя — 1867 г., Воронеж, Воронежская губерния, Российская империя) — российский генерал-майор, управляющий Карабахским ханством.

Биография

Хасай-Хан Мусаевич Уцмиев родился в кумыкском селении Аксай (Яхсай) Кумыкского владения Российской империи в семье владетельного князя Мусы-Хасава Уцмиева. Служил в царской армии (дослужился до генерал-майора), женившись на дочери последнего Карабахского хана Хуршидбану Натаван, занял должность управляющего ханством.

Глубоко переживая тяготы колониального управления народами мусульманского Кавказа и издевательством над их прошлым и настоящим со стороны официальных властей и учёных, вызвал на дуэль историка и одного из идеологов российского экспансионизма и шовинизма генерала Ростислава Фадеева. Поводом для дуэли послужили слова в книге Фадеева где он сравнивал кавказцев с недоразвитыми детьми, которые не выживут без помощи «белого человека». Хасай-Хан обозвал генерала-историка за эти слова «канальей» и предложил стреляться, но тот от дуэли уклонился.

Позднее Хасай-Хан неоднократно выступал с критикой мероприятий правительства на Северном Кавказе. Не добившись внимания к своих требованиям, обратился к властям с просьбой разрешить ему выезды в Турцию, на что получил отказ. Был выслан в Воронеж, где погиб при не до конца выясненных обстоятельствах.

Дети: сын — поэт, полковник Мехтикули-хан, дочь — Ханбике.

Родоначальник известной династии азербайджанских интеллигентов Уцмиевых.

Источник

• Кумыкский энциклопедический словарь. Махачкала, 2009.

Отрывок, характеризующий Уцмиев, Хасай-хан Мусаевич

Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.