Флери, Виктор Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Флери Виктор Иванович (1800—1856) — российский сурдопедагог.





Биография

Воспитатель (с 1817 г.), затем инспектор и директор (с 1837 г.) Петербургского училища глухонемых.

Флери начал трудиться на своем поприще 17-летним юношей (ему помогало добротное образование, владение французским, латинским и греческим языками; первоначально Флери был приглашен в училище по инициативе Ж. Б. Жоффре на должность учителя французского языка, до 1838 г. он преподавал французский также в гимназии при Санкт-Петербургском университете). Разработал существенные новации в области мимического языка. Автор первых трудов по сурдопедагогике в России (книга «Глухонемые, рассматриваемые в отношении к их состоянию и к способам образования, самым свойственным их природе», 1835 г. и др.), в которых доказывал возможность и эффективность раннего обучения глухих с использованием мимики и различных форм речи (устной, дактильной, письменной); осуществил первую попытку подсчета количества глухих в России. Фактически — один из основателей отечественной сурдопедагогики и дактилологии, автор первого словаря жестов в России. Составил «Правила для нравственности глухонемых» (1847 г.) и «Правила преподавания для искусственного изустного слова для глухонемых».

Много лет работал один, без помощников, не находя желающих посвятить себя тяжелому делу преподавателя для глухонемых. Благодаря сочувствию почётного опекуна института, графа Виельгорского, начал — с Высочайшего разрешение — готовить в своем институте преподавателей для обучения глухонемых. В 1837 г. взял из гатчинского института малолетних воспитанников, которые затем росли и воспитывались вместе с призреваемыми, затем поступали во 2-ю санкт-петербургскую гимназию и в университет. По окончании курса наук они же становились наставниками в институте глухонемых, с которыми занимались под руководством Флери и по его системе. Уже после смерти Виктора Ивановича, в 1859 г., увидела свет его книга «О преподавании изустного слова глухонемым». По настоянию В. И. Флери в устав Петербургского училища глухонемых было внесено положение об организации особого отделения для слабослышащих детей (хотя его практическое открытие произошло уже после смерти ученого).

В. И. Флери доказывал, что глухонемота не лишает человека его умственных способностей и не служит препятствием для нравственного развития и что эти явления вызваны неверным обучением, или его отсутствием. И это при том, что современное ему общество воспринимало глухих и немых, по крайней мере, настороженно — если не прямо враждебно. В. И. Флери убедительно доказал, что глухой способен к развитию.

Виктор Иванович Флери скончался 6 июня 1856 от воспаления и паралича легких и был похоронен на Выборгском католическом кладбище в Санкт-Петербурге 9 июня 1856 года — в числе первых похороненных здесь католиков[1].

Напишите отзыв о статье "Флери, Виктор Иванович"

Примечания

  1. Козлов-Струтинский С. Г. Бывшее Выборгское римско-католическое кладбище в Санкт-Петербурге и церковь во имя Посещения Пресв. Девой Марией св. Елисаветы. // Материалы к истории римско-католического прихода во имя Посещения Пресв. Девой Марией св. Елисаветы и к истории католического кладбища Выборгской стороны в Санкт-Петербурге: Сб. — Гатчина: СЦДБ, 2010. С. 23.

Литература

  • Большой Энциклопедический словарь. 2000.
  • Русский биографический словарь А. А. Половцова.
  • ЦГИА СПб, ф.347, оп. 1, д. 19, зап.№ 269.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Флери, Виктор Иванович

– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.