Франгеш-Миханович, Роберт

Роберт Франгеш-Миханович (хорв. Robert Frangeš-Mihanović, род. 2 октября 1872г. Сремска-Митровица - ум. 12 января 1940г. Загреб) - хорватский скульптор, один из основоположников современной хорватской и югославской скульптуры, выдающийся деятель культуры на рубеже XIX-XX столетий.

Жизнь и творчество

Роберт Франгеш-Миханович - уроженец полуострова Срем. В 1889 году окончил Загребское ремесленное училище. Затем он учится в Вене, в Школе прикладного искусства (1889-1894 годы) и в Академии изящных искусств, в классе скульпторов Отто Кёнига и Карла Кундмана (1894-1895 гг.). Затем некоторое время преподавал в Загребской Школе прикладного искусства. А завершил Франгеш-Миханович своё художественное образование в Париже, в 1900-1901 годах, где познакомился с О.Роденом и М.Россом. Возвратившись на родину, скульптор вновь преподаёт в загребской Школе прикладного искусства (до 1907 года), затем - в Загребской Академии искусств. Р.Франгеш-Миханович был членом ряда художественных академий, в том числе и за пределами Югославии (например, Пражской Академии). Он явился одним из основателей Общества Хорватских художников (1897), фольклорного общества "Lado" (1904) и Загребской Академии изящных искусств. Известнейшим учеником Франгеш-Михановича был его земляк, сремский хорват Джоза Туркаль (Joza Turkalj, 1890 - 1943).

Р. Франгеш-Миханович был в своём творчестве весьма разносторонен. Он был выдающимся мастером-медальером, создателем многочисленных литых изображений, таких, как Геракл и бык (1899), Виноградари (1900), Турция (1904) и др., являясь также основоположником хорватского медальерного искусства. Был автором различных статуэток аллегорического, мифологического и религиозного характера (Невинность (1902), Бегство в Египет (1906), Похищение Европы (1906)), а также портретов и бюстов (Вартослава Лисинского (1895), Антуна Михановича (1908), Антуна и Степана Радичей (1936)). В 1897 году Р.Франгеш-Миханович создаёт памятник павшим солдатам 78-го полка в Осиеке. Вместе с аллегорическим литьём Философия, этот памятник является наиболее ранним произведением импрессионистского стиля в хорватской скульптуре. В то же время скульптор работал и в академическом направлении, и как символист. В своём позднем, зрелом творчестве он выступает в собственном, реалистическом стиле.

Наиболее известным произведением Р.Франгеш-Михановича является монументальная конная статуя хорватского короля Томислава, отлитая им в 1928-1938 годах и установленная в Загребе после Второй мировой войны, в 1947 году (коммунистическая власть не позволила украсить пьедестал Франгешевыми барельефами и хорватской Шаховницей - лишь в 1991 г. они заняли законное место на пьедестале королевского монумента).

Литература

• Ilse Krumpöck: Die Bildwerke im Heeresgeschichtlichen Museum, Wien 2004, S. 46-49.

Галерея

• Kralj Tomislav.jpg

  Памятник королю Томиславу в Загребе

• Robert Frangeš Mihanović Arko.JPG

  Арко

• Robert Frangeš Mihanović Bački Hrvati.JPG

  Хорватам Бачки

• Justicija Robert Franges Mihanovic HDA 090609.jpg

  Юстиция

• Filozofija Robert Frangeš Mihanović.JPG

  Философия

Отрывок, характеризующий Франгеш-Миханович, Роберт

– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.