Фримен, Эдуард

Эдуард Фримен

Фриман, Эдуард (англ. Freeman) — известный английский историк (1823—1892); был профессором новой истории в Оксфордском университете. Главные его труды: «History of the Norman conquest of England, its causes and its results» (1867—79); «Growth of English constitution» (1872; есть русский перевод); «General sketch of European history» (1872, id.); «Comparative politics» (1873, id.); «The Ottoman power in Europe, its nature, its growth a nd its decline» (1877); [f-sis.ru/libr081/the_historical_geogeaphy_of_europe.pdf «The historical geography of Europe»] (1881; есть русский перевод); «The reign of William Rufus and the accession of Henri I» (1882); «Methods of historical study» (1886, id); «Chief periods of European history» (1887, id.); «The hi story of Sicily» (1891—94).

Сочинения Фримана обнаруживают большое трудолюбие и большое разнообразие ученого интереса. Их общее достоинство — необыкновенная ясность изложения, умение искусно группировать факты и руководящие идеи. Этим объясняется популярность Фримана. И как аналитик, и как теоретик Фриман новых путей не прокладывал, но все, что им написано, дельно и увлекательно. Это свойства не столько ученого, сколько профессора. Профессором и был Фриман прежде всего. Во главе его крупных исследований стоит «История норманнского завоевания» с примыкающей к ней «Историей Вильгельма Рыжего». Здесь впервые с полной ясностью доказаны были увлечения и ошибки О. Тьерри и дан достоверный, основанный на первоисточниках рассказ. «Историческая география Европы» является первым и очень удачным опытом изложения всех главных территориальных изменений, происходивших в Европе, начиная с древности и кончая современной эпохой. «Общий очерк истории Европы» и «Главные периоды европейской истории» представляют собой краткие обзоры политической истории Европы, сделанные рукою мастера. «Развитие английской конституции» — едва ли не лучший из всех трудов Фримана. В небольшой книге он сжато и ясно изобразил процесс политического развития английского народа. Дополнением всех этих трудов являются его лекции об изучении и истории, в которых он в доступной форме набрасывает принципы исторической критики.

Взгляды Фримана на историю характеризуются определением: «История есть наука о человеке, как существе политическом». Он изучает факты европейской истории главным образом с политической точки зрения. Некоторая односторонность, получаемая при этом, искупается достоинствами его трудов; но односторонность не единственный недостаток Фримана как историка. Фриман — писатель увлекающийся; в родной старине он находит столько лиц и фактов, вызывающих его восторг, что порой приходится пробегать целые страницы исторической лирики. Нередки у него, поэтому, серьезные недоразумения; он иногда часто мало справляется с источниками и сообщает факты, которые в них прямо не засвидетельствованы. В этом отношении он очень далек от немецкой исторической школы, воспитавшейся на заветах Ранке, с которой его сближает одностороннее политическое понимание исторического процесса. Особняком стоит «Сравнительная политика» Фримана: он воспользовался здесь методом, разработанным до него Мэном, и дал хороший опыт приложения сравнительного метода к сфере исторических фактов.

Источники

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Фримен, Эдуард

Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.