Фёдор Александрович

Фёдор Александрович (1380?—1420?) — князь Ростово-Борисоглебский.

Биография

Второй сын князя Александра Константиновича.

В 1397 году, во время борьбы Великого князя Московского Василия Дмитриевича с Новгородом, Двинская земля стала на сторону Москвы и, боясь своей метрополии — Новгорода, просила у великого князя наместника, которым был послан князь Фёдор. Последнего новгородцы осадили в крепости Орлице и, после упорной месячной осады, взяли её, а князя Фёдора, взяв с него «присуд и пошлину», отпустили восвояси со всеми его ратными людьми.

10 лет спустя (а по Никоновской летописи — 11), во время княжения в Ростове князя Фёдора, город выгорел едва не весь и к тому же был разграблен татарами, а князь с жителями бежал из города.

В 1411 году, в числе других Ростовских князей, князь Фёдор стоял на стороне Москвы в борьбе последней с Нижегородскими князьями и принимал участие в «злой сечи» при селе Лысково, которая окончилась поражением Московских войск. Князь Фёдор принимал участие и в другом походе против Нижегородских князей, предпринятом Московским князем в 1414 году.

Он служил Московским князьям не только, как воин, но и как администратор. В 1417 году, по просьбе псковичей, князь Фёдор был назначен великим князем Московским к ним наместником и, как кажется, пришелся по нраву псковичам. На второй год своего княжения во Пскове он заключил выгодный для Пскова «мир по старине с Новгородом». В 1420 году, во время свирепствовавшего во Пскове мора, князь Фёдор, заболев и ожидая близкой кончины, постригся в монахи и уехал в Москву, где, вероятно, тогда же и скончался.

Супруга его, неизвестная нам по имени, скончалась в 1425 году. Из всех, приписываемых ему родословными детей с несомненностью можно говорить лишь о сыне Александре.

Литература

• Виноградов. А. Ростовские и Белозерские удельные князья // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.

Отрывок, характеризующий Фёдор Александрович

– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.