Хамавская правда
Хамавская правда (также Хамавское право; Lex, или Euua francorum chamavorum) — правовой кодекс германского племени хамавов, один из трёх «варварских» правовых кодексов Франкского государства. В Парижской Национальной библиотеке имеются две рукописи Χ в., содержащие латинский текст; в одной он разделен на 45, в другой на 47 статей[1].
Содержание
Гипотезы и интерпретации
По внешнему виду это — кодекс, но его происхождение и характер не так легко интерпретировать современникам. Издатель капитулярия, Балюз, высказал предположение, что этот текст — также капитулярий Карла Великого от 813 г., данный в Ахене, но в подтверждение своей гипотезы не привел ни одного серьёзного аргумента. Пертц, возражавший Балюзу, выставил другую, но столь же мало обоснованную гипотезу, по которой текст представлял местное законодательство области Ксантена. Третье мнение в настоящее время принято, в общих чертах, почти единогласно. Впервые оно высказано Гауппом, отвергнувшим предположение Пертца. Гаупп считает текст за народную варварскую правду и приписывает её франкскому племени хамавам, занимавшим северную окраину поселения рипуарских франков. Он исходит в своей гипотезе из следующих соображений: заголовок и текст приписывают кодекс стране Amor, или Ammor, которую Гаупп отождествляет с Хамавией (Хамарланд, Hamarland или Hamaland), других источников, а последнее название есть и есть название родины хамавов. Эту гипотезу приняли с некоторыми изменениями Цепфль, Вайц, Зом, Шредер, Виолле, Бруннер, Амира и мн. др., так что она может считаться в настоящее время господствующей. Но против неё выступил такой авторитетный исследователь, как Фюстель де Куланж, отвергнувший теорию Гауппа, как бездоказательную. Однако, собственной теории французский историк не выставил, предоставив всестороннюю разработку вопроса своему ученику Фруадво. Исследование последнего вышло в 1891 г. уже после смерти Фюстель де Куланжа, но оно не изменило ничего в положении вопроса. Несмотря на непрерывную полемику с немецкими учеными, Фруадво, в общем, примыкает к ним и, в конце концов, больше расходится со своим учителем, чем с любым из немецких ученых. Вопрос о X. правде может быть сформулирован в настоящее время следующим образом. Имя хамавов упоминается у Тацита и ещё в некоторых памятниках, но последнее известие о них относится к IV в.; вслед за тем их имя исчезает. Однако, есть основания думать, что в Hamaland, составляющем часть страны Amor, ушли потомки древних хамавов. Их обычаи и представлены, по всей вероятности, в так называемой X. правде. Народной правдой наш кодекс может быть назван постольку, поскольку его параграфы являются выражением самостоятельного обычного права, действующего в стране, но она, несомненно, не представляет всего цикла обычного права самостоятельного народа. Поводом для составления X. послужил опрос, наряженный в стране прибывшими туда посланцами Карла Вел. (missi dominici) и относящийся, по всей вероятности, к эпохе законодательных работ императора, предпринятых на Ахенском сейме 802—803 гг.
Гипотезы о процедуре записи документа
Процедура записывания Правды представляется в следующем виде. По предложению посланцев пли собралось судебное собрание, продиктовавшее 47 (по делению Гауппа 48) коротеньких параграфов (Wiestüme), или была назначена специальная комиссия из знатоков местных обычаев, занявшаяся тем же делом. Хамавское право, в общем, сходно с правом рипуарских франков, от которого она отклоняется только в частностях. Xамавская правда была издана Зомом («Monumental Germaniae historica», Leg. 5, также отдельно Ганновер, 1883) с ценной вступительной заметкой.
Напишите отзыв о статье "Хамавская правда"
Литература
- Гаупп, «Lex francorum chamavorum» (1885);
- Цёпфль, «Die euua Chamavorum» (1856);
- Шрёдер, «Untersuchungen Zu den fränkisehen Volksrechten» («Monatsschr. für d. Gesch. Westdeutschlands», 1880);
- Цёпфль, «Die Franken und ihr Recht» (1881);
- Fustel de Coulanges, «Quelques remarques sur la Loi dite des Francs chamaves» («Comptes rendus de l’Academie des sciences morales et politiques», 1887, и в «Nouvelles recherches sur quelques problèmes d’histoire», 1891);
- Froidevaux, «Etude sur la „Lex dicta Francorum chamavorum“ et sur les francs du pays d’Amor» (1891); к ней рецензия Monod в «Revue historique», т. 49, (1891).
Примечания
- ↑ [ru.wikisource.org/wiki/%D0%AD%D0%A1%D0%91%D0%95/%D0%A5%D0%B0%D0%BC%D0%B0%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%BF%D1%80%D0%B0%D0%B2%D0%B4%D0%B0 Хамавская правда//Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона]
Отрывок, характеризующий Хамавская правда
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.
