Цзин Фан

Цзин Фан

Цзин Фан (кит. упр. 京房, пиньинь: Jīng Fáng, 78-37 до н. э.), рождённый под именем Ли Фан (李房), дополнительное имя Цзюньмин (君明) — древнекитайский математик, музыкальный теоретик, астроном, астролог, специалист по Ицзину. Жил в эпоху династии Хань. Родился в городе Пуян современной провинции Хэнань. Изучал «И цзин» под руководством Цзяо Яньшоу, ученика каноноведа-ицзиниста Мэн Си.

Был конфуцианским учёным, при этом придерживался даосизма, при императоре Юань-ди получил должность придворного гадателя и предсказателя, некоторый период был доверенным лицом императора. Стал бороться с коррупцией и совершенствовать систему назначений чиновников в соответствии с экзамеными. В результате придворных интриг был оклеветан, его отправили в ссылку, где он умер (по другим сведениям был казнён).

Заслужил славу выдающегося мага и гадателя. Многократно упоминается в средневековом трактате Гань Бао «Записки о поисках духов».

Теория музыки

Цзин Фан расширил определение звукоряда, данное в Хуайнаньцзы в 122 до н. э., где были описаны пифагоровы соотношения между 12 полутонами и семью октавами. Цзин Фан ввёл более тонкую систему высот. Он рассматривал последовательность 60-ти идеально чистых квинт и нашёл, что цепь из 53-х таких квинт даёт высоту, удивительно близкую к даваемой цепью из 31-й идеально чистой октавы. Значения, которые он вычислил, достаточно точны и соответствуют современным вычислениям.

Для проведения этих вычислений он взял за основу большое число (<math>3^{11} = 177147</math>), которое легко делится на три, и провёл следующие операции:

1. Деление базового числа на три <math>177147/3 = 59049</math>
2. Добавление к базовому числу <math>177147 + 59049 = 226196</math>
3. Результат оказался равным <math>4/3</math> оригинального числа, или идеальной квартой, что соответствует идеальной квинте от начала октавы.
4. Далее аналогичным способом он вычислил следующий тон.

Эти вычисление звукоряда позже попали в династийную летопись династии Хань «Хань Шу», составленную Бань Гу, который посвятил целую главу биографии Цзин Фана.

Подобные вычисления были проведены в Европе (XVII век) Николаем Меркатором. Была обоснована целесообразность исследований звуковысотной системы 53 равных делений октавы.

Астрономия

Цзин Фан занимался исследованием затмений, он писал, что Луна и планеты имеют форму, но не испускают свет, и отражают только солнечный свет, та часть Луны, которая отражает солнечный свет — яркая, другая часть — тёмная.

Ицзин и Астрология

Цзин Фану принадлежит трактат «Цзинши Ичжуань» (京氏易傳, традиция Перемен господина Цзин), который представляет собой астрологический календарь, составленный с применением Ицзина. Ряд правил и построений, применяемых Цзин Фаном, впоследствии широко применялись в традиции И Цзина и в даосизме. Наиболее известны следующие его построеия:

• Схема восьми дворцов, в которой 64 гексаграммы разбиты на 8 групп, каждая из которых начинается с двойной триграммы и претерпевает развитие по определённым правилам. Схема нашла применение в сочинениях по внутренней алхимии, акупунктуре и астрологии.
• Правило Нацзя (納甲), определяющее соответствие между 64 гексаграммами, 60 знаками цикла, стволами, ветвями, лунными фазами и лунными стоянками. Правило находит применение в сочинениях по внутренней алхимии, и астрологии.

Ссылки

• [science.rsuh.ru/eremeev/wenwang/01.htm Еремеев В. Е. Порядок Вэнь-вана и лунные стоянки]
• [science.rsuh.ru/eremeev/tri/music/8gung.htm Дворцы Цзин Фана]
• [www.strannik.de/super/sunmoon.htm Сазонов В. А. Солнечные и лунные циклы в интерпретации «И цзина». — «Общество и государство в Китае» 1985.]
• Гань Бао «Записки о поисках духов». Перевод Л. Н. Меньшикова. С-П. 1994. ISBN 5-85803-036-X
• Huang, Xiangpeng, [203.72.198.245/web/Content.asp?ID=70470&Query=1 «Jing Fang»]. Encyclopedia of China (Music and Dance Edition), 1st ed.
• McClain, Ernest. Chinese Cyclic Tunings in Late Antiquity, Ethnomusicology Vol. 23 No. 2, 1979. pp. 205—224.
• Бань Гу, Хань Шу : [ef.cdpa.nsysu.edu.tw/ccw/02/hb16.htm Biography of Jing Fang (part 88 roll 58)].
• 京氏易傳 Цзинши Ичжуань

Литература

• Китайская философия. Энциклопедический словарь. М., 1994 — С.414-415. ISBN 5-244-00757-2
• Агеев Н. Ю. Развитие календарных аспектов ицзинистики в творчестве Цзин Фана // XXXIII научная конференция «Общество и государство в Китае» М., 2003.- С.160-167.
• Агеев Н. Ю. Учение Цзин Фана о Восьми дворцах и календарные приложения этого учения // XXXIV научная конференция «Общество и государство в Китае» М., 2004.- С. 134—141.
• Агеев Н. Ю. И цзин и календарь в творчестве ханьских ученых //XXXIX научная конференция «Общество и государство в Китае» М.,2009.- С.434-449.

Отрывок, характеризующий Цзин Фан

– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!


На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.


На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.