Чемпионат мира по современному пятиборью 1978

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
XXIII Чемпионат мира по современному пятиборью 1978
XXIII Men's World Championship 1978
Личное первенство
Данные турнира
Даты проведения:

19-23 августа 1978

Место проведения:

Йёнчёпинг, Швеция Швеция

Итоговая расстановка
Чемпион:

Павел Леднев СССР СССР

Серебряный призёр:

Януш Печак Польша Польша

Бронзовый призёр:

Нейл Гленеск США США

Командное первенство
Итоговая расстановка
Чемпион:

Польша Польша
Януш Печак
Збигнев Пацельт
Sławomir Rotkiewicz

Серебряный призёр:

ФРГ ФРГ
Норберт Кюн
Герхард Вернер
Axel Stamann

Бронзовый призёр:

СССР СССР
Павел Леднев
Александр Тарев
Олег Булгаков

XXIII Чемпионат мира по современному пятиборью среди мужчин 1978 года прошел с 19 по 23 августа 1978 года в городе ЙенчепингШвеция Швеция.

Жители Йенчепинга принимали пятиборцев в 1967 году и теперь им вновь представилась возможность быть свидетелями захватывающих поединков сильнейших пятиборцев мира.

59 спортсменов из 24 стран прибыли на чемпионат. Одновременно здесь проходили соревнования юниоров (62 спортсмена). Также 23 представительницы «слабого пола» по пятиборью разыграли Кубок мира.

По меньшей мере шесть команд претендовало на призовые места, в их числе, разумеется, и команда Швеции, которая в предыдущем олимпийском цикле, в том числе и на XXI Олимпиаде, лишь один раз попала в первую шестерку. Теперь в надежде на опытных пятиборцев Л.Петерсена, БЛагера, (третий номер—дебютант Дж.Христенсен), а также на помощь «родных стен» хозяева хотели показать, что способны на большее.

Среди участников: чемпион Олимпийских игр в Монреале поляк Януш Печак, «золотые» призеры XXI Олимпиады в командном зачете англичане Паркер и Найтингел, бронзовый призер в командном первенстве венгр Шашич и другие популярные пятиборцы.

Советскую команду вновь возглавил трехкратный чемпион мира П.Леднев, принявший было решение закончить спортивную карьеру. Он прервал тренировки и не стартовал на личном чемпионате СССР, но, поддавшись на уговоры не торопиться с уходом из большого спорта, восстановил спортивную форму и стал во главе команды Советского Союза.

Накануне соревнований прошел очередной Конгресс УИПМБ, обсудивший предложение венгерской Федерации пятиборья об изменениях в порядке старта участников чемпионата 1979 года и апробации его национальными федерациями, с тем чтобы в 1980 году принять окончательное решение по этому вопросу. Суть в том, что после первых двух видов программы очередность выступления того или иного спортсмена будет зависеть от места, которое он занимает. Сильнейшие выходят на старт в последнюю очередь. По этому же принципу будут комплектоваться составы участников после стрельбы, плавания и определяться графики выхода на дистанцию кросса—с интервалом в 1 минуту.

Национальные федерации приняли к сведению эти рекомендации, отразившие поиски оптимальных форм организации и повышения зрелищности соревнований по пятиборью, хотя не все разделяли это новшество.





Верховая езда

Первый день не принес сенсаций. Успешно закончили дистанцию конного кросса пятиборцы США, набрав в сумме 3210 очков, что обеспечило команде 1-е место. Поляки, имея 3170 очков, были вторыми, австрийцы с 3166 очками третьими.

Крупная неудача постигла капитана венгерской команды Сомбатхейи, который с трудом набрал 672 очка. Лошадь испугалась и не хотела подчиниться воле всадника. Около полутора минут потребовалось спортсмену, чтобы укротить её и довести до финиша. Затем на этой же лошади советский спортсмен Тарев добыл 738 очков. Второй номер советской команды дебютант Булгаков показал 980 очков. В личном зачете 1-е место занял австриец Лидерер, 2-е француз Фур, 3-е американец Гленеск. Лидеры польской и советской сборных Печак и Леднев поделили 4-е—5-е места.

Стрельба

Стрельба преподнесла ряд неожиданностей, без которых редко обходится любое крупное соревнование. Заслуженный тренер СССР Олег Хапланов усматривает в этом своеобразную привлекательность пятиборья. Он считает, что если бы не было замысловатых зигзагов, взлётов одних пятиборцев, падений других, то современное пятиборье потеряло бы половину своей прелести.

Первая неожиданность—23-летний итальянец Масала все пули положил в «десятку»—200 очков из 200 возможных. Это триумф, радость, восторг. Вторая— драматическая. Олимпийский чемпион Печак выбивает 189 очков, что по таблице оценок 890 очков, 34-е место в турнирной таблице. По его собственному признанию, со времен Мюнхенской олимпиады он так плохо не стрелял. Такого результата от Печака никто не ожидал. Специалисты в недоумении: если бы он споткнулся в конкуре— понятно: может попасться не лучшая лошадь. Но тут провал на ровном месте—в стрельбе, где у каждого опытного спортсмена есть предел, ниже которого он при любых обстоятельствах не опускается. Так вот, Печак опустился ниже этого предела.

Леднев, Булгаков и Тарев продемонстрировали настоящие бойцовские качества. Каждый выбил по 196 очков, равных 1044 очкам по оценочной таблице. Итоги третьего дня: в личном зачете 1-й Масала (Италия), 2-й Шашич (Венгрия), 3-й Проспери (Италия). В командном зачете 1-е место заняла сборная Венгрии, 2-е— СССР, 3-е—Италии.

По сумме трёх дней в личном первенстве продолжал лидировать Адам (Чехословакия), Леднев (СССР) шёл вторым с отставанием от лидера на 183 очка, Печак (Польша) занимал 7-е место, отставая на 189 очков.

Плавание

Плавание выиграл поляк Пацельт. Он проплыл дистанцию за 3мин 17,5с. Второе место занял американец Гленеск. Его результат 3мин 18,5с. На 3-м - швед Христенсен, показавший 3мин 19,5с. Победа Пацельта внесла решающий вклад в очковый баланс команды Польши, которая как в плавании, так и по итогам четырех дней заняла 1-е место. Чехословацкий спортсмен Адам в плавании показал 43-й результат и отступил с 1-й на 5-ю ступень после четырех видов. А возглавил турнирную таблицу Леднев, за ним Масала, Булгаков, Пацельт. Замыкал шестерку венгр Шашич. Печак был только десятым. В командном зачете после Польши следовали команды ФРГ, СССР. Четвертое и пятое места занимали команды Венгрии и США.

Бег

В последний день соревнований на легкоатлетической трассе острая борьба развернулась между Ледневым, Масалой и Печаком, которую подробно описал В.Ровчан. Леднев стартовал первым. Таковы были правила соревнований - участники уходили на дистанцию в соответствии с занятыми после четырех видов программы местами. Для Лидера - это самое невыгодное положение, но правила есть правила. За Ледневым меньше чем через минуту стартовал Масала. В свою очередь на трассе появился Печак, которого специалисты оценивали как одного из сильнейших в этом виде и потому единственного соперника Леднева. Чтобы обогнать лидера, Печаку нужно было пробежать дистанцию на 45 секунд быстрее. Но уже после первого километра он сократил этот разрыв на 12 секунд, а когда остались 1500 метров приблизился к Ледневу на 18 секунд. «До финиша метров пятьсот. Оба бегуна появляются перед зрителями. Леднев бежит легко, красиво и потихоньку отдаляется от преследователя. Печаку становится окончательно ясно—не догнать!»

Итговые результаты

Таким образом, Леднев в четвертый раз становится чемпионом мира, продемонстрировав высокий уровень мастерства и прочности духа, убедительно подтвердив, что с уходом из большого спорта надо повременить. Второе место в личном зачете занял Печак (Польша), 3-е Гленеск (США), 4-е Масала (Италия), 5-е Кюн (ФРГ), 6-е Шашич (Венгрия). В командном первенстве победила сборная Польши, на 2-м команда ФРГ, на 3-м СССР, на 4-м—США, на 5-м—Венгрии, на 6-м—Италии.

Напишите отзыв о статье "Чемпионат мира по современному пятиборью 1978"

Ссылки

  • [www.pentathlon.org/ Union Internationale de Pentathlon Moderne (UIPM)]

Отрывок, характеризующий Чемпионат мира по современному пятиборью 1978

– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.