Чжао Пучу
| Чжао Пучу |
Чжао Пучу (05.11.1907, пров. Аньхой — 21.05.2000, Пекин[1]) — китайский религиозный (мирянин-буддист) общественный деятель.
Депутат ВСНП (1-го, 4-5 созывов; от пров. Аньхой). Член Союза китайских писателей и его секретарь. Зампред ВК НПКСК 6—8 созывов, член Посткома 4 созыва.
Биография
В 1926 году поступил в Сучжоуский университет, но спустя год из-за болезни прекратил учёбу.
В конце 1920-х гг. перебрался в Шанхай, где включился в деятельность Китайского буддийского союза (1929—1949), после 1938 года его секретарь.
В 1945 году один из четырёх основателей Ассоциации содействия развитию демократии в Китае, в 1978-87 её зампред, впоследствии почётный председатель её ЦК.
Представитель буддистов в первом созыве НПКСК.
С 1949 года член Совета мира, с 1965 года вице-президент.
Основатель образованной в 1953 году Буддийской ассоциации Китая (БАК) — был избран её зампредом и генсеком. В годы Культурной революции деятельность ассоциации была прервана и возобновилась в 1980 году. С 1979 года и. о., с 1980 года и до конца жизни Чжао Пучу был её председателем. С 1984 года он также главред её журнала «Фа инь». Ректор Китайского института буддизма. Возглавляя БАК выступал с критикой культа Фалуньгун, который называл «раковой опухолью буддизма»[2].
В 1958—1989 годах вице-президент Общества китайско-японской дружбы, затем числился там же в должности советника.
С 1961 года вице-президент, с 1985 года почётный президент Общества Красного Креста в Китае.
Занимался каллиграфией. С 1981 года зампред Общества каллиграфов.
Лауреат японской премии мира имени Нивано (1985). Почётный доктор Японского университета буддизма (1982).
В Шанхае образовано общество по изучению наследия Чжао Пучу.
Напишите отзыв о статье "Чжао Пучу"
Примечания
Ссылки
- [contemporary_chinese_culture.academic.ru/971/Zhao_Puchu Zhao Puchu] // Encyclopedia of Contemporary Chinese Culture
- Colin Mackerras. The Cambridge Handbook of Contemporary China
- Горбунова Св. Анд. [www.synologia.ru/a/Роль_Чжао_Пучу_в_истории_китайского_буддизма_ХХ_в. Роль Чжао Пучу в истории китайского буддизма ХХ в.]
Отрывок, характеризующий Чжао Пучу
В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
