Чжа (маньчжурская буква)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск


.

.

.

.

.
. .
.
. .
ᠨᠠ
.
ᡴᠠ
.
ᡤᠠ
.
ᡥᠠ
.
ᠪᠠ
.
ᡦᠠ
.
ᠰᠠ
.
ᡧᠠ
.
ᡨᠠ
.
ᡩᠠ
.
ᠯᠠ
.
ᠮᠠ
.
ᠴᠠ
.
ᠵᠠ
.
ᠶᠠ
.
ᠺᠠ
.
ᡬᠠ
.
ᡭᠠ
.
ᡵᠠ
.
ᡶᠠ
.
. . ᠸᠠ
.
. .
ᡮᠠ
.
ᡯᠠ
.
ᡰᠠ
.
ᠰᡟ
.
ᡱᡳ
.
. . ᡷᡳ
.
. .

Хэргэни чжа — буква маньчжурской письменности, звонкая постальвеолярная аффриката [ʤ]. При сложении с гласной «И» и дифтонгами «Я», «Е», «Ю» читается как «Цзь», поэтому может использоваться для транскрипции двух китайских инициалей Чжи (чжуинь) и Цзи (чжуинь).

Двусогласная Чжа имеет близкое написание с двугласными Я, Е, Ю и для улучшения дифференцирования в маньчжурском письме внутри слова Чжа пишется в виде "восходящего шилбэ". В старомонгольском письме буквы Чжа и Я пишутся одинаково, с помощью графического элемента шилбэ. Это объясняется тем, что они могут одинаково произноситься в зависимости от диалекта. Инновацией маньчжурской письменности является точное разделение этих букв.

По мнению И. И. Захарова принятая в европейском маньчжуроведении транскрипция Джа не точна, и русская транскрипция Чжа ближе к реальности.

Слоги с буквой Чжа в первом разделе силлобария Чжуван чжувэ:

Применяемые для транскрипции китайских слов слоги Цзя и Цзе отсутствуют в силлобарии Чжуван чжувэ, так как состоят по стандартам маньчжурской орфографии из двух слогов. Первый слог, передаваемый в начале слова с помощью двойного шилбэ, является слогом Цзи, а вторые слоги, соответственно Я и Е. Слог Цзю пишется как Цзио и прописан в десятом разделе силлобария среди слогов, имеющих "финаль" «О», но так как в стандартном китайском нет слога Цзио, то слог Цзио используется для передачи Цзю.



Синоглифы

Напишите отзыв о статье "Чжа (маньчжурская буква)"

Литература

  • И.И.Захаров «Полный маньчжурско-русский словарь» (СПб., 1875);

Отрывок, характеризующий Чжа (маньчжурская буква)

– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.


На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.