Шаарей-Цедек (медицинский центр)

Медицинский центр Шаарей-Цедек (ивр. ‏מרכז רפואי שערי צדק‏‎) — больница, основанная в Иерусалиме в начале двадцатого века. Больница Шаарей-Цедек была открыта в Иерусалиме 27 января 1902 года. Основателем и директором больницы в течение 45 лет (до 1947 года) был д-р Моше Валах, который был центральной фигурой в истории медицины еврейского поселения на территории Израиля. В 1980 году больница была перемещена в западный район Иерусалима, называемый Баит ва-Ган («дом и сад»).

Создание больницы

Здание больницы было построено в эклектическом стиле и считалось особенно роскошным в те времена. Больница была построена на южной стороне одной из центральных и длинных улиц Иерусалима — улицы Яффо, к северу от района Шаарей-Цедек, именем которого и названа сама больница. Здание было построено еврейскими строительными подрядчиками семейства Фридланд, которые являлись ведущими в Иерусалиме в области строительства в конце девятнадцатого и начале двадцатого веков.

После перемещения больницы в новое здание в 1980 году, прежнее здание было объявлено зданием, подлежащим охране, и на сегодняшний день в нём заседают руководители управления телерадиовещания Израиля (IBA).

Современный медицинский центр

Новый комплекс больницы

Новый комплекс больницы Шаарей-Цедек был построен на территории площадью 45 000 квадратных метров в центре города Иерусалима. Строительство комплекса было завершено в 1979 году. Новый комплекс больницы включает в себя несколько зданий, соединённых между собой надземными и подземными переходами. На территории больничного комплекса имеется автостоянка, обслуживающая как работников больницы, так и пациентов и посетителей. На территории больничного комплекса расположена Школа медсестёр, а также школа для детей, госпитализированных в детских отделениях, или нуждающихся в постоянном пребывании в больнице, действующая при поддержке министерства образования Израиля.

Деятельность больницы

Согласно имеющимся статистическим данным за 2007 год, больница Шаарей-Цедек включает 30 специализированных отделений, располагающих 500 больничными местами. Ежегодно около 50 000 пациентов госпитализируются в различных отделениях больницы. При больнице действуют 70 специализированных институтов и амбулаторных клиник, обслуживающих около 150 тысяч пациентов в год. В больнице работают, в соответствии с данными за 2007 год, более 350 врачей, 800 медсестёр, 200 сотрудников парамедицинских специальностей, 500 административных работников и обслуживающего персонала, а также сотни волонтёров.

В приёмное отделение экстренной медицинской помощи обращаются ежегодно около 60 000 пациентов. Это приёмное отделение приобрело известность, оказывая неотложную помощь многочисленным жертвам террористических атак, поразивших Иерусалим. В те времена нередко можно было увидеть, как на одном этаже больницы еврейские медработники оказывают помощь арабским террористам, пострадавшим в ходе организованного ими же теракта или вследствие столкновения с силами израильской армии, а на другом этаже арабские медработники оказывают помощь еврейским пациентам.

Медицинский центр Шаарей-Цедек предоставляет клиническую базу для медицинских факультетов Иерусалимского университета и университета им. Бен-Гуриона.

Сотрудники

Начиная с 1991 г. и на протяжении около 10 лет в отделении кардиоторакальной хирургии работал известный российский кардиохирург и специалист по анатомии сердца профессор Г. Э. Фальковский.

Финансово-экономический характер больницы

Больница Шаарей-Цедек является некоммерческим учреждением и не получает финансовую помощь из государственного бюджета. Основной финансовой базой больницы являются пожертвования. Сбором пожертвований занимается отделение связей с общественностью, возглавляемое Ури Шварцем.

Ссылки

• [www.szmc.org.il/ Официальный сайт]
• [www.szmc.org.il/Default.aspx?alias=www.szmc.org.il/ru отделения медицинских услуг для зарубежных граждан]
• [www.szmc.org.il/Default.aspx?alias=www.szmc.org.il/ru официальный сайт для жителей России]

Отрывок, характеризующий Шаарей-Цедек (медицинский центр)

– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.