Шерешевский, Николай Адольфович

Николай Адольфович Шерешевский (9 ноября 1885, Москва — 1961, там же) — советский эндокринолог и терапевт, учёный-медик, именем которого назван синдром Шерешевского-Тернера. Доктор медицинских наук, профессор (1933). Заслуженный деятель науки РСФСР (1936). Один из основателей советской школы эндокринологии.

Биография

В 1911 году окончил с отличием медицинский факультет Московского университета и был оставлен ординатором терапевтической клиники, где защитил диссертацию по теме «Клинические наблюдения над ваготомией». С 1915 года — заведующий терапевтическим отделением подмосковного санатория, в 1918—1921 годах — главный врач госпиталей Красной Армии. С 1921 года — ассистент клиники пропедевтики внутренних болезней, с того же года приват-доцент по клинической эндокринологии 2-го МГУ. Организовал первый в СССР курс клинической эндокринологии при этой кафедре, которым руководил до 1932 года. С 1932 года — заведующий клиникой эндокринных заболеваний Институа эндокринологии Наркомздрава СССР, с 1933 года профессор по курсу эндокринологии Центрального института усовершенствования врачей. С 1934 года и до ареста в 1953 году — директор Института экспериментальной эндокринологии и химии гормонов Наркомздрава РСФСР (с 1940 года — Всесоюзный институт экспериментальной эндокринологии). Председатель фармакологического комитета Учёного медицинского совета Министерства здравоохранения СССР. Основал курсы подготовки врачей-терапевтов по эндокринологии при институте (1934). В 1936 году основал журнал «Проблемы эндокринологии» и был его главным редактором до 1941 года. Консультант Лечсанупра Кремля.

В 1925 году впервые описал наследственный гипогонадизм у женщин (синдром Шерешевского-Тернера). Автор научных трудов по эпидемиологии и клиническим вопросам гипофизарно-надпочечниковых расстройств, диффузного токсического зоба, других заболеваний щитовидной железы, терапевтическому и хирургическому лечению этих заболеваний (т.н. метод Шерешевского по подготовке больных с токсическим зобом к оперативным вмешательствам с назначением препаратов йода, валерианы и люминала). Описал «симптом Шерешевского» — диагностика слабости мышц нижних конечностей при тиреотоксикозе, миопатиях и полирадикулоневритах.

Арестован в связи с «делом врачей» 2 февраля 1953 года по обвинению в «еврейском буржуазном национализме». После освобождения (1953) — заведующий кафедрой эндокринологии Центрального института усовершенствования врачей (ЦИУВ) на базе клинической больницы им. С. П. Боткина. С 1955 года вновь член редакционного совета журнала «Проблемы эндокринологии и гормонотерапии». Награждён двумя орденами Ленина, орденом Трудового Красного Знамени. Проживал в Москве по адресу: ул. Арбат, дом № 35, квартира № 22.

Похоронен на Новодевичьем кладбище.

Семья

• Жена — Анна Сауловна Любошиц (1887—1975), виолончелистка, заслуженная артистка РСФСР.
  • Дочь — Надежда Николаевна Шерешевская (1915—1998), филолог, преподаватель английского языка.
    • Внук — Владимир Петрович Пугачевич (род. 1947), химик.

Монографии

• Основы эндокринологии (учение о внутренней секреции и клиника заболеваний эндокринной системы). М.—Л.: Биомедгиз, 1936.
• Задачи и перспективы борьбы с эндемическим зобом. Тбилиси: Грузмедгиз, 1945.
• Клиническая эндокринология (при участии А. В. Айзенштейна, Б. Н. Могильницкого, О. В. Николаева). М.: Медгиз, 1946 и 1957.
• Базедова болезнь и гипертиреозы: патогенез, клиника и терапия. М.: Министерство здравоохранения СССР, 1948 и 1951.
• Тиреотоксикозы. М.: Медгиз, 1962.

Отрывок, характеризующий Шерешевский, Николай Адольфович

Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.