Щёголев, Владимир Николаевич

Владимир Николаевич Щёголев
Дата рождения:	10 июля 1890(1890-07-10)
Место рождения:	Спасско-Раменье, Темниковский уезд, Тамбовская губерния
Дата смерти:	27 декабря 1966(1966-12-27) (76 лет)
Место смерти:	Ленинград
Страна:	СССР СССР
Научная сфера:	энтомология
Место работы:	Ленинградский сельскохозяйственный институт
Учёная степень:	доктор сельскохозяйственных наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Каменноостровские высшие сельскохозяйственные курсы
Награды и премии:

Владимир Николаевич Щёголев (10 июля 1890, д. Спасское Раменье (Новоселки), Тамбовская губерния — 27 декабря 1966, Ленинград) видный советский энтомолог, доктор сельскохозяйственных наук, профессор, заслуженный деятель науки РСФСР. Лектор Ленинградского университета. Заведующий кафедрой сельскохозяйственной энтомологии Ленинградского сельскохозяйственного института (ныне Санкт-Петербургский государственный аграрный университет).

Биография

Владимир Николаевич родился 10 июля 1890 года в селе Спасско-Раменье. Энтомологией начал увлекаться с ранней юности, что сыграло большую роль в его творческой работе. Увлечение энтомологией получило своё практическое развитие в период обучения на бывших Каменноостровских высших сельскохозяйственных курсах 1912—1916 годов. Важным обстоятельством явилось также и то, что уже в 1912 году одновременно с учебой Владимир Николаевич начал работать по любимой специальности в лаборатории бывшего Департамента земледелия. Собранные в это время материалы дали ему возможность в 1917 году выступить в печати с научными сообщениями.

В 1918—1920 годах Владимир Николаевич работал в Петроградском комиссариате земледелия Союза коммун Северной области в должности старшего специалиста по прикладной энтомологии.

С 1920 по 1925 год Владимир Николаевич жил и работал в Череповце, где заведовал организованной им станцией защиты растений и одновременно провел ряд исследований по изучению вредных насекомых, в частности подгрызающих совок.

Условия для научно-исследовательской работы в Череповце сложились неблагоприятно для ученого, поэтому в 1925 году Владимир Николаевич по конкурсу занял пост заведующего отделом энтомологии Северокавказской опытной станции, где работал до 1930 года. В этот период он выполнил крупные широко известные исследования по изучению вредителей масличных культур, хлебных пилильщиков, кукурузного мотылька, чернотелок, вредителей конопли и сои.

В 1930 году Владимир Николаевич вернулся в Ленинград. На этот раз он занял должность заведующего отделом вредителей технических культур Всесоюзного института защиты растений. Одновременно он работал в качестве профессора в высших учебных заведениях Ленинграда — в Институте прикладной зоологии и фитопатологии (ИЗИФ), в Ленинградском сельскохозяйственном институте, Ленинградском институте по борьбе с вредителями и болезнями сельского и лесного хозяйства (ЛИНБОВ) и Ленинградском государственном университете. В Сельскохозяйственном институте он заведовал кафедрой сельскохозяйственной энтомологии, а в университете читал лекции и руководил аспирантурой.

За ряд оригинальных и производственно ценных исследований Владимир Николаевич в 1935 году присудили ученую степень доктора сельскохозяйственных наук, а в 1939 году его утвердили в ученом звании профессора.

В период Великой Отечественной войны Владимир Николаевич в блокадном Ленинграде вел подготовку военных дезинсекторов; награждён медалью за оборону Ленинграда. В 1942 году он эвакуировался в Алтайский край, где продолжал научно-исследовательскую работу и педагогическую деятельность. В 1944 году реэвакуирован в Ленинград. В 1962 году ушел на пенсию.

Отрывок, характеризующий Щёголев, Владимир Николаевич

– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.