Энгельмейер, Пётр Климентьевич
Поделись знанием:
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.
В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.
На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
(перенаправлено с «Энгельмейер, Петр Климентьевич»)
| Пётр Климентьевич Энгельмейер | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Страна: |
Российская Империя, СССР |
| Направление: | |
| Основные интересы: |
инженерия |
Пётр Климентьевич Энгельмейер (23 марта [10 апреля] 1855 — приблиз. 1940—1942) — первый философ техники в России, автор целого ряда трудов, являющихся классикой философии техники. При жизни его труды больше были известны в Германии, чем в России. В последнее время[когда?] в связи с заинтересованностью философией техники его имя стало приобретать известность[1].
Научные труды
Монографии
- Энгельмейер П.К. Экономическое значение современной техники. — М.: Русская типолитография, 1887. — 51 с.
- Энгельмейер П. К. Изобретения и привилегии. Руководство для изобретений. М., 1897. — 176 с.
- Энгельмейер П. К. Брошюра «Технический итог XIX-го века». Издана в типографии К. А. Казначеева (г. Москва) в 1898 году. По праву считается первой российской работой, посвящённой философии техники.
- Энгельмейер П. К. Критика научных и художественных взглядов гр. Л. Н. Толстого. М., 1898. — 72 с.
- Энгельмейер П.К. Технический итог Х1Х-го века. Вып.2. — М.:Тип. К. А. Казначеева, 1898. — 107 с.
- Энгельмейер П. К. «Философия техники»[2] — основная работа Петра Климентьевича, впервые изданная в 1912 году, состоящая из четырех выпусков:
- В первом выпуске давалось общее содержание предмета. Вып. 1. — 96 с.
- Второй выпуск был посвящён анализу философских проблем. Вып. 2. — 160 с.,
- Третий выпуск включал в себя проблемы жизни и носил название «Наша жизнь». Вып. 3. — 94 с.
- Четвертый выпуск («Техницизм») считается самым основным и определяет творение человеком искусственного мира.
- Энгельмейер П. К. Париж-Москва на автомобиле. — М., 1909. — 180 с.
- Энгельмейер П. К. Теория творчества. СПб.: Образование, 1910. — 210 с.
- Энгельмейер П. К. Руководство к привилегированию изобретений. — СПб.: Образование, 1911.
- Энгельмейер П. К. Творческая личность и среда в области технических изобретений. СПб.: Образование, 1911. — 116с.
- Энгельмейер П. К. Автомобиль. Мотоциклет. Моторная лодка. — М., 1912. — 215 с.
- Энгельмейер П. К. В защиту общих идей в технике. 1915.
- Энгельмейер П. К. Катехизис шофера. — М., 1916. — 22 с.
- Энгельмейер П. К. Конспект лекций по философии техники. Ч. 1. История техники. Баку, 1922
- Энгельмейер П. К. Как надо и не надо изобретать. Конспект лекций с диапозитивами. М, 1925.
- Энгельмейер П. К., Укше Б. А., Веселовский М. Н. Моторная лодка. — М-Л.: Гос. изд-во, 1930. — 94 с.
Статьи
- Энгельмейер П. К. Основы механики // Техник. — 1888. — № 156. — С. 109-111.
- Энгельмейер П. К. Очерки состояния техники за 1888 год // Техник. — 1888. — № 171. — С.2.
- Энгельмейер П. К. Привилегии в России // Техник. — 1888. — № 159. — С. 145-147.
- Энгельмейер П. К. О съезде русских деятелей по техническому и профессиональному образованию // Техник. — 1889. — № 173. — С. 43.
- Энгельмейер П. К. О технических знаниях // РТО. Съезд по техническому и профессиональному образованию. 1889. Тр. II отделения. СПб., 1890. — С. 346-354.
- Энгельмейер П. К. Что нужно для изобретения машин? // Наука и жизнь. — 1890. — № 48. — С. 762.
- Энгельмейер П. К. Теория познания Э. Маха // Вопросы философии и психологии. — 1897.
- Энгельмейер П. К. Проектирование машин. Психологический анализ // Техническое образование. — 1899. — № 3. — С. 44-65.
- Энгельмейер П. К. Новое направление в высшем образовании вообще и в техническом в частности // Технический сборник и вестник промышленности. — 1900. — № 6.
- Энгельмейер П. К. Техника как искусство // Научное обозрение. — 1900. — № 6.
- Энгельмейер П. К. Техника как фактор культуры // Мир божий. — 1900. — № 7. — С.70-82.
- Энгельмейер П. К. Энгельмейер П.К. Техника как искусство // Научное обозрение. 1900. — № 6. — С. 1022.
- Энгельмейер П. К. Философия техники. Библиографический очерк инж.-мех. П. К. Энгельмейера // Бюллетени Политехнического общества. — 1905. — № 3. — С. 198-200.
- Энгельмейер П. К. Что такое: принцип, система и конструкция в машинах. // Бюллетень Политехнического общества 1907. — № 7. —С. 403-407.
- Энгельмейер П. К. Успехи философии техники // Бюллетень Политехнического общества. — 1913. — № 5, 6.
- Энгельмейер П. К. Эврология, или всеобщая теория творчества // Вопросы теории и психологии творчества . Т.5./Под. Ред. Б. А. Лезина. Харьков, 1914. — С. 131-160.
- Энгельмейер П. К. В защиту общих идей техники // Вестник инженеров. — 1915. — Т. 1. — № 3.
- Энгельмейер П. К. Эврология, или всеобщая теория творчества // Вопросы теории и психологии творчества. Т. 7. /Под. Ред. Б.А. Лезина. Харьков, 1916. — С. 131-160.
- Энгельмейер П. К. Нужна ли нам философия техники? // Инженерный труд. — 1929. — № 2. — С. 36-40.
- Энгельмейер П. К. Мои автомобильные воспоминания // Социалистическая реконструкция и наука. — 1936. — № 2.
Напишите отзыв о статье "Энгельмейер, Пётр Климентьевич"
Примечания
Литература
- Барышев М. А. [cheloveknauka.com/v/25784/a?#?page=1 Предмет философии техники] / автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. филос. наук: специальность 09.00.08 <Философия науки и техники>. — Красноярск: Сиб. гос. аэрокосм. ун-т им. акад. М. Ф. Решетнёва, 2006. — 22 с.
- Барышев М. А., Каширин В. П., Пфаненштиль И. А. Философия техники: учеб. пособие. — Красноярск: Сибирский федеральный ун-т, Политехнический ин-т, 2007. — 156 с. — 250 экз.
- Владимиров С. В. О проектах экспозиций дворца техники // Вопросы истории естествознания и техники. — 1980. — № 1.
- Власов Ю. Сел, подумал, изобрел ... // В мире книг. апрель 1966. — № 1.
- Голованов П. К. Философ-инженер П. К. Энгельмейер // Вестник инженеров и техников. — 1927. — № 8. С. 368-369
- Горохов В. Г. Русский инженер и философ техники Петр Климентьевич Энгельмейер (1855—1941). М., 1987.
- Горохов В. Г. Петр Климентьевич Энгельмейер. Инженер-механик и философ техники. 1855-1941. М.: Наука, 1997.
- Курочкина Л. Я. Человек и творчество в русской культуре начала XX века (П. Энгельмейер) // Человек. Экономические и духовные ценности общества (сб. научных трудов) Воронеж, 1996. С. 53-61.
- Никитина H. H. Философия культуры русского позитивизма начала века. М.: Аспект Пресс, 1996. — 136 с.
- Петрович Г. П. У истоков философии техники в России. (П.К.Энгельмейер) // Гуманитарный вектор. Вестник забайкальского отделения академии гуманитарных наук. Чита, 1998.- № 1 (3) С. 100-102.
- Петрович Г. П. Что мы знаем о П. К. Энгельмейере? // Философская и педагогическая антропология. (Первые Соколовские чтения): Материалы региональной научно-теоретической конференции 25-27 мая 1998г. Нижневартовск, 1998. — С. 140-141.
- Петрович Г. П. Отечественная философия техники: П. К. Энгельмейер, А. А. Богданов // Философия и педагогика (Вторые Соколовские чтения): Материалы региональной научно-практической конференции 17-19 мая 1999 г. Нижневартовск, 1999. — С.57-58.
- Петрович Г. П. Системообразующий фактор в философии творчества. (П. К.Энгельмейер, А. А. Богданов) // Образование — основа устойчивого развития России. Тезисы докладов Всероссийской научно-практической конференции (с международным участием) 7-8 декабря 1999 г. — Екатеринбург, 1999. — С. 54-55.
- Петрович Г. П. [cheloveknauka.com/v/24098/d?#?page=1 Философия техники и творчества П. К. Энгельмейера : Историко-философский анализ] / диссертация ... кандидата философских наук : 09.00.03. — Екатеринбург, 2002. — 202 с.
- Хессе К. Петр Климентьевич Энгельмейер. К философскому наследию русского инженера // Вопросы истории естествознания и техники. 1990. — № 4. — С.60-70.
- Шухова Е. Инженер и философ Петр Энгельмейер // Инженер. — 1994. — № 7.
Отрывок, характеризующий Энгельмейер, Пётр Климентьевич
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.
В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.
На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
