Эрнест Опавский

Эрнест чеш. Arnošt Opavský польск. Ernest Opawski
Князь Опавский
1433 — 1456
Соправители:	Вацлав II Опавский, Микулаш IV Опавский, Вильгельм Опавский, Пржемысл II Опавский
Предшественник:	Пржемысл I Опавский
Князь Зембицкий
1452 — 1456
Предшественник:	Вильгельм Опавский
Преемник:	Йиржи из Подебрад
Рождение:	ок.1415
Смерть:	1464(1464)
Род:	Пржемысловичи
Отец:	Пржемысл I Опавский
Мать:	Катерина Зембицкая

Эрнест Опавский (чеш. Arnošt Opavský, ок.1415 — 1464) — князь Опавский (1433—1456) и Зембицкий (1452—1456).

По старшинству Эрнест был четвёртым из сыновей опавского князя Пржемысла I (вторым сыном его второй жены Катерины Зембицкой). Когда отец умер в 1433 году, Эрнест стал формальным соправителем княжества, находясь под опекой более старших братьев. Микулаш умер ещё в 1437 году, самый старший — Вацлав — прожил до конца 1440-х, ставший главой княжества после него Вильгельм прожил до 1452 года. В результате, после смерти Вильгельма в 1452 году, Эрнест унаследовал (вместе с младшим братом Пржемыслом) как владения отца — Опавское княжество, так и Зембицкое княжество, доставшееся Вильгельму по праву его матери. Будучи главой рода, он стал опекуном над пятью детьми Вильгельма.

Эрнест оказался мотом, постоянно был в долгах. Ещё в 1437 году, после смерти сестры Агнессы он получил Биловец и Фульнек, но быстро продал их. В 1456 году он продал Зембицкое княжество чешскому королю Йиржи из Подебрад, а опавское княжество — за 28 тысяч дукатов дальним родственникам, опольским князьям. В 1464 году стало ясно, что сумма была столь огромной, что ни одному из Силезских Пржемысловичей не удастся её набрать для выкупа, и тогда представители рода передали право на выкуп княжества чешскому королю Йиржи из Подебрад.

В том же 1464 году Эрнест умер. Ни жены, ни детей у него не было.

Отрывок, характеризующий Эрнест Опавский

– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.