Эсбер, Рене
| Рене Эсбер | |
| René-Jean Hesbert | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Дата смерти: | |
Рене Эсбе́р, полное имя Рене-Жан (фр. René-Jean Hesbert, 22.1.1899, Сорель-Муссель, деп. Эр и Луар — 2.2.1983, Фонтенельское аббатство, деп. Приморская Сена) — французский медиевист, филолог, источниковед, музыковед и литургист. Монах бенедиктинского ордена. Один из крупнейших в XX веке исследователей григорианского хорала.
Биография
Окончив Сорбонну как математик в 1922 году, ушёл из мира в Солемское аббатство, где принял монашеский постриг в 1924 году. В 1929 вошёл в группу учёных «Paléographie Musicale», которой Рим поручил работу по реконструкции григорианского хорала. В основу собственного метода, который изложил в предисловии к т. 14 факсимильной серии «Paléographie Musicale»[1], Эсбер положил сравнительный анализ древнейших источников — средневековых рукописей хорала. Именно такой, источниковедческий, подход стал основным для всей научной традиции, связанной с реконструкцией григорианского хорала, вплоть до наших дней.
Наиболее известен как автор критических изданий текстов древнейших градуалов (Antiphonale missarum sextuplex) и антифонариев (Corpus antiphonalium officii, в шести томах). Оба этих издания вошли в золотой фонд католической литургики и музыкальной медиевистики. Эсбер также — главный редактор серии факсимильных изданий и исследований «Monumenta musicae sacrae» (1952–81), автор книг и научных статей по истории григорианского хорала различных региональных традиций.
Избранные публикации
- Le répons "Tenebrae" dans les liturgies romaine, milanaise et bénéventaine // Revue grégorienne, xix (1934), 4–24, 57–65, 84–9; xx (1935), 1–14, 201–13; xxi (1936), 44–62, 201–13; xxii (1937), 121–36; xxiii (1938), 20–25, 41–54, 83–98, 140–43, 161–70; xxiv (1939), 44–63, 121–39, 161–72;
- L’Antiphonale missarum de l’ancien rite bénéventain // Ephemerides liturgicae, lii (1938), 28–66, 141–58; liii (1939), 168–90; lix (1945), 69–95; lx (1946), 103–41; lxi (1947), 153–210;
- Le problème de la transfixion du Christ dans les traditions biblique, patristique, iconographique, liturgique et musicale. Tournai, 1940;
- Les manuscrits musicaux de Jumièges. Mâcon, 1954;
- Les manuscrits liturgiques de l’église de Rouen // Bulletin philologique et historique (jusqu’à 1715) du Comité des travaux historiques et scientifiques (1955–6), pp.441–83;
- Structures grégoriennes. Paris, 1957;
- L'antiphonaire d'Amalaire, L'antiphonaire de la Curie // Ephemerides liturgicae, xciv (1980), pp.176–94, pp.431–59.
Напишите отзыв о статье "Эсбер, Рене"
Примечания
- ↑ Le codex 10673 de la Bibliothèque Vaticane fonds Latin (XIe siècle) - Graduel Bénéventain // Paléographie Musicale, vol. XIV. Tournay, 1931.
Литература
- Froger J. La méthode de Dom Hesbert dans le volume V du Corpus antiphonalium officii // EG 18 (1979), pp.97–143; 19 (1980), pp.185–96.
Ссылки
- [www.worldcat.org/identities/lccn-n81-93702 Библиография работ и изданий Р.Эсбера]
Отрывок, характеризующий Эсбер, Рене
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
