Юдин, Павел Александрович (государственный деятель)

Павел Александрович Юдин
Народный комиссар по строительству предприятий тяжёлой индустрии СССР
19 января 1946 — 15 марта 1946
Глава правительства:	И. В. Сталин
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	должность упразднена; он сам как Минтяжстрой СССР
Министр строительства предприятий тяжёлой промышленности СССР
15 марта 1946 — 29 мая 1950
Глава правительства:	И. В. Сталин
Предшественник:	должность учреждена; он сам как Наркомтяжстрой СССР
Преемник:	Д. Я. Райзер
Министр промышленности строительных материалов СССР
29 мая 1950 — 10 апреля 1956
Глава правительства:	И. В. Сталин → Г. М. Маленков → Н. А. Булганин
Предшественник:	Гинзбург, Семён Захарович
Преемник:	Каганович, Лазарь Моисеевич
Рождение:	18 (31) мая 1902(1902-05-31) Тула, Российская империя
Смерть:	10 апреля 1956(1956-04-10) (53 года) Москва, СССР
Место погребения:	Некрополь у Кремлёвской стены
Партия:	ВКП(б)
Образование:	Московский институт водного хозяйства
Профессия:	инженер
Награды:	Медали

Павел Александрович Юдин (18 [31] мая 1902, Тула — 10 апреля 1956, Москва) — советский государственный деятель, министр строительства предприятий тяжёлой промышленности (1946—1950), министр промышленности строительных материалов СССР (1950—1956).

Биография

Родился в семье рабочего.

Начал работать с 1917 году — на Тульском оружейном заводе, затем — на железной дороге, с 1919 года — на Тульском патронном заводе.

С 1925 года — техник Крымского водного хозяйства, в 1925—1927 годах работал в Ферганском управлении водного хозяйства прорабом, инженером на строительстве электростанций.

В 1928 году вступил в ВКП(б). В 1929 году окончил Московский институт водного хозяйства.

В 1930 году — инженер на строительстве коксохимического завода в Алчевске, с 1931 года — главный инженер, начальник строительства коксохимического завода в Харькове, затем — старший инженер треста «Индустрой».

В 1933—1935 годах занимал руководящие должности в тресте «Буруголь» (Одесская область). С 1935 года — главный инженер треста «Металлстрой» (Москва), в 1937 году — управляющий трестом «Коксхиммонтаж» (Харьков).

В 1937—1939 годах — начальник Главного управления коксохимической промышленности Народного комиссариата тяжёлой промышленности СССР. В 1939 году был назначен заместителем народного комиссара топливной промышленности СССР.

С 1939 года — заместитель, в 1940—1946 годах — первый заместитель народного комиссара по строительству СССР. Лично отвечал за своевременность строительства и монтаж оборудования на заводах, эвакуированных на Урал и выпускавших танки «КВ» и другое вооружение.

С 19 января 1946 по 29 мая 1950 — народный комиссар, затем министр строительства предприятий тяжёлой индустрии СССР. С 29 мая 1950 года — министр промышленности строительных материалов СССР.

С 1952 года — кандидат в члены ЦК КПСС (избран 14 октября 1952 года на XIX съезде КПСС, повторно избран 25 февраля 1956 г. на XX съезде КПСС). В 1954 году избран депутатом Верховного Совета СССР.

Скончался 10 апреля 1956 года, прах погребён в Кремлёвской стене.

Награды

• Награждён шестью орденами Ленина, орденом Трудового Красного Знамени и медалями.

Цитаты

П. А. Юдин был строителем, глубоко понимающим дело, прямым и доброжелательным человеком, которому всё можно сказать.

— В. Дымшиц

Ссылки

• [r-g-d.org/JU/judin.htm Юдин Павел Александрович]. Российское генеалогическое древо (31 января 2011). Проверено 24 мая 2012. [www.webcitation.org/68nGluvHs Архивировано из первоисточника 30 июня 2012].
• [www.knowbysight.info/YuYY/05002.asp Юдин Павел Александрович]. Справочник по истории Коммунистической партии и Советского Союза 1898—1991. Проверено 24 мая 2012. [www.webcitation.org/68nGnmeB2 Архивировано из первоисточника 30 июня 2012].
• [az-libr.ru/index.shtml?Persons&000/Src/0000/fb0abf2e Юдин Павел Александрович]

Отрывок, характеризующий Юдин, Павел Александрович (государственный деятель)

Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?