371 год до н. э.
Поделись знанием:
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
(перенаправлено с «371 до н. э.»)
| Годы |
|---|
| 375 до н. э. · 374 до н. э. · 373 до н. э. · 372 до н. э. — 371 до н. э. — 370 до н. э. · 369 до н. э. · 368 до н. э. · 367 до н. э. |
| Десятилетия |
| 390-е до н. э. · 380-е до н. э. — 370-е до н. э. — 360-е до н. э. · 350-е до н. э. |
| Века |
| V век до н. э. — IV век до н. э. — III век до н. э. |
Содержание
События
- 371/0 — Афинский архонт-эпоним Фрасиклид.
- Битва при Левктрах, закончившая спартанскую гегемонию и давшая толчок к развитию Фивской гегемонии.
- 371 — В Спарту съехались посольства со всей Эллады. Мирный конгресс в Спарте. 16.7 — Заключён мир. Спартанцы обязались вывести все свои гарнизоны из занятых ими городов и признать Афинский союз. Беотийский союз спартанцы игнорировали и сразу после конгресса спартанцы продолжили войну с фиванцами. Армия Клеомброта I со стороны Фокиды идёт на Беотию. Клеомброт взял крепость Кревсия и расположился лагерем близ Левктр. 5.8 — Битва при Левктрах. Полный разгром спартанцев во главе с Клеомбротом и Архидамом (сыном Агесилая II) фиванцами во главе с Эпаминондом (ок. 418 — 362). Погиб Клеомброт, полемарх Дион и 1000 спартанцев. В сражении Эпаминонд впервые применил «косой клин». Спартанцы отступили и заключили перемирие с фиванцами.
- 371—370 — Царь Спарты из рода Агидов Агесиполид II, наследник Клеомброта I.
- 371 — Архидам, сын Агесилая, встретил разбитые моры спартанцев в Мегасфенах. Всеэллинский конгресс в Афинах. Распад Пелопоннесского союза. Эпаминонд убедил сделать Мантинею одним городом. Основана новая столица Аркадии — Мегалополь. Агесилай прибыл в Мантинею, чтобы остановить строительство, но мантинейцы отказали ему. Общины Аркадии создают Аркадский союз. В него входят Мантинея, Мегалополь, Тегея, Орхомен, Кинурия, Клитор, Герея, Лепреон, Меналия и Телфуса. Мантинея становится резиденцией общеаркадского правительства.
- Восстание бедняков в Аргосе («аргосский скитализм»).
- Попытка Агесилая захватить Тегею и подчинить Аркадию. Ликомид, стратег аркадского союза, обращается за помощью к Афинам и Фивам. Аркадский союз заключает договор с Беотийским союзом.
- В Македонии умирает царь Аминта II. Начинается спор за власть между сыном Аминты Александром II и зятем Аминты Птолемеем.
Родились
Скончались
- Клеомброт I, царь Спарты. (пал в битве при Левктрах)
- В Македонии умер царь Аминта II.
См. также
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Напишите отзыв о статье "371 год до н. э."
Отрывок, характеризующий 371 год до н. э.
– Два, кажется?– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
