Facel-Vega HK 500
| |
Facel Vega HK 500 — автомобиль производства французской фирмы Facel-Vega, основателем которой является Жан Данилос. Модель HK-500 позиционировалась на рынке в качестве автомобиля представительского класса. С 1957 года автомобиль оснащали, новейшим на то время, двигателем 360-сильным V-8 c двумя четырехдиффузорными карбюраторами от Chrysler 300C в сборе с трёхступенчатым «автоматом» Torque Flite. Повышение отдачи силового агрегата повлекло за собой необходимость пересмотра тормозной системы. Прежние тормоза Lockheed-Bendix AluFin, невзирая на 11-дюймовый диаметр барабанов, сочли недостаточными и в марте 1958 года заменили дисковыми Dunlop. Автомобиль также имел гидроусилитель руля английской фирмы Hydrosteer.
Внешне автомобиль практически не изменился по сравнению с предыдущими моделями. Переделывая раму, HK-500 нарастили колёсную базу, — до 2.66 м. Модное в то время «панорамное» ветровое стекло взамен обычного гнутого начали ставить еще в 1956 году. Пожалуй, самым значимым новшеством, характерным именно для модели HK-500, были сдвоенные фары головного света, располагавшиеся вертикально — одна над другой.
Внутренняя отделка вполне соответствовала заявленному статусу, сиденья — обтягивались натуральной кожей от Connolly (этот же поставщик снабжал таких эксклюзивных производителей, как Bentley, Rolls-Royce).
Напишите отзыв о статье "Facel-Vega HK 500"
Ссылки
- [www.systranlinks.com/trans?systran_lp=en_ru&systran_url=www.hymanltd.com/search/details.asp%3Fstockno%3D3946|recordCount%3D16/ Hyman LTD.] (недоступная ссылка)
- [www.autoreview.ru/archive/2008/16/kunstkamera/ журнал Авто Ревю] (недоступная ссылка)
Отрывок, характеризующий Facel-Vega HK 500
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
