P (знак)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Знак «P» («пи») — особый отличительный знак, который по приказу нацистов должны были носить поляки, угнанные на принудительные работы в Германию (цивильарбайтеры) после оккупации Польши Германией[1][2].

8 марта 1940 года нацистским правительством были введены законы в отношении польских рабочих (нем. Polenerlasse), принудительно угнанных на работы в Германию. Законы определяли условия работы и проживания поляков. В числе прочих требований полякам приказывалось носить знак с латинской буквой «P», предназначенный для простоты определения национальности рабочего. Изначально символ был ввёден для использования в качестве нашивки, но позднее начал примененяться в официальных штампах и на листовках[3].

Нашивка цивильарбайтера являла собой жёлтый ромб с длиной стороны в пять сантиметров и фиолетовой окантовкой примерно в пол-сантиметра шириной. В центре нашивки была расположена буква «P» фиолетового цвета длиной два с половиной сантиметра[4][5]. Нашивка носилась на правой стороне груди. Неподчинявшиеся приказу носить её штрафовались на 150 рейхсмарок и могли быть подвергнуты аресту на срок до шести недель[6].

Нашивка с буквой «P» стала первым знаком, введённым нацистами для обозначения людей определенной национальности на территории Третьего рейха. Более известная «жёлтая звезда», которую носили евреи, была введена на оккупированных территориях осенью 1939 года, но её ношение было распространено на территорию Германии только в сентябре 1941 года[3][5]. В январе 1945 года Главное управление имперской безопасности предложило новый дизайн знака для поляков: жёлтый початок кукурузы на красно-белом фоне, но этот дизайн не был утверждён[5].

Сам знак носил унизительный характер, так как его обладатели были лишены многих прав[7][5][8].

Напишите отзыв о статье "P (знак)"



Примечания

  1. Friedlander Henry. [books.google.com/books?id=4-8MAQAAMAAJ Archives of the Holocaust: an international collection of selected documents]. — Garland, 1989. — P. 725. — ISBN 978-0-8240-5483-0.
  2. Herbert Ulrich. [books.google.com/books?id=uifw3BgBDU4C&pg=PA8 Hitler's Foreign Workers: Enforced Foreign Labor in Germany Under the Third Reich]. — Cambridge University Press, 1997. — P. 8. — ISBN 978-0-521-47000-1.
  3. 1 2 Ulrich (1997), p. 72.
  4. [books.google.com/books?id=u6grAQAAIAAJ Studia ślas̨kie]. — 1966. — P. 282.
  5. 1 2 3 4 [www.porta-polonica.de/en/Atlas-of-remembrance-places/letter-p The letter „P“]. Porta Polonica. Проверено 2015-0701.
  6. Maszewski, Waldemar [stary.naszdziennik.pl/index.php?typ=sw&dat=20090309&id=sw11.txt To był pierwszy prawdziwy "widoczny znak"] (Polish). Nasz Dziennik (9 March 2009). Проверено 15 июня 2015.
  7. Ulrich Herbert. [books.google.com/books?id=uifw3BgBDU4C&pg=PA321 Hitler's Foreign Workers: Enforced Foreign Labor in Germany Under the Third Reich]. — Cambridge University Press, 1997. — P. 321. — ISBN 978-0-521-47000-1.
  8. D'Ancona Jacob. The City Of Light. — New York: Citadel, 2003. — P. 23–24. — ISBN 0-8065-2463-4.

Литература

  • Bartosz Julian. Ludzie ze znakiem P.. — ZakŁad Narodowy im: Ossolińskich, 1969.
  • Koziełło-Poklewski Bohdan. Ze znakiem "P": relacje i wspomnienia z robót przymusowych w Prusach Wschodnich w latach 2 wojny światowej. — Ośrodek Badań Naukowych im. Wojciecha Kętrzyńskiego, 1985.

Отрывок, характеризующий P (знак)



Дело Пьера с Долоховым было замято, и, несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника, ни их секунданты не пострадали. Но история дуэли, подтвержденная разрывом Пьера с женой, разгласилась в обществе. Пьер, на которого смотрели снисходительно, покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял во мнении общества, тем более, что он не умел и не желал заискивать общественного благоволения. Теперь его одного обвиняли в происшедшем, говорили, что он бестолковый ревнивец, подверженный таким же припадкам кровожадного бешенства, как и его отец. И когда, после отъезда Пьера, Элен вернулась в Петербург, она была не только радушно, но с оттенком почтительности, относившейся к ее несчастию, принята всеми своими знакомыми. Когда разговор заходил о ее муже, Элен принимала достойное выражение, которое она – хотя и не понимая его значения – по свойственному ей такту, усвоила себе. Выражение это говорило, что она решилась, не жалуясь, переносить свое несчастие, и что ее муж есть крест, посланный ей от Бога. Князь Василий откровеннее высказывал свое мнение. Он пожимал плечами, когда разговор заходил о Пьере, и, указывая на лоб, говорил:
– Un cerveau fele – je le disais toujours. [Полусумасшедший – я всегда это говорил.]
– Я вперед сказала, – говорила Анна Павловна о Пьере, – я тогда же сейчас сказала, и прежде всех (она настаивала на своем первенстве), что это безумный молодой человек, испорченный развратными идеями века. Я тогда еще сказала это, когда все восхищались им и он только приехал из за границы, и помните, у меня как то вечером представлял из себя какого то Марата. Чем же кончилось? Я тогда еще не желала этой свадьбы и предсказала всё, что случится.
Анна Павловна по прежнему давала у себя в свободные дни такие вечера, как и прежде, и такие, какие она одна имела дар устроивать, вечера, на которых собиралась, во первых, la creme de la veritable bonne societe, la fine fleur de l'essence intellectuelle de la societe de Petersbourg, [сливки настоящего хорошего общества, цвет интеллектуальной эссенции петербургского общества,] как говорила сама Анна Павловна. Кроме этого утонченного выбора общества, вечера Анны Павловны отличались еще тем, что всякий раз на своем вечере Анна Павловна подавала своему обществу какое нибудь новое, интересное лицо, и что нигде, как на этих вечерах, не высказывался так очевидно и твердо градус политического термометра, на котором стояло настроение придворного легитимистского петербургского общества.
В конце 1806 года, когда получены были уже все печальные подробности об уничтожении Наполеоном прусской армии под Иеной и Ауерштетом и о сдаче большей части прусских крепостей, когда войска наши уж вступили в Пруссию, и началась наша вторая война с Наполеоном, Анна Павловна собрала у себя вечер. La creme de la veritable bonne societe [Сливки настоящего хорошего общества] состояла из обворожительной и несчастной, покинутой мужем, Элен, из MorteMariet'a, обворожительного князя Ипполита, только что приехавшего из Вены, двух дипломатов, тетушки, одного молодого человека, пользовавшегося в гостиной наименованием просто d'un homme de beaucoup de merite, [весьма достойный человек,] одной вновь пожалованной фрейлины с матерью и некоторых других менее заметных особ.
Лицо, которым как новинкой угащивала в этот вечер Анна Павловна своих гостей, был Борис Друбецкой, только что приехавший курьером из прусской армии и находившийся адъютантом у очень важного лица.