Retroscripting

Retroscripting — это термин, означающий написание сценария по импровизированному материалу в кинематографе, а на телевидении — перезапись диалогов.

Кинематограф

Начальный сценарий содержит основу сюжета и оставляет диалоги намеренно расплывчатыми для того, чтобы актёры использовали импровизацию. Затем составляется окончательный сценарий, на основе полученного материала. Retroscripting добавляет в диалоги реализм и усиливает образы персонажей. Современные примеры телевизионных шоу, где используется такая техника, включают Домашнее видео, 10 Items or Less, Доктор Кац, Aqua Teen Hunger Force, Curb Your Enthusiasm, Гриффины, Trailer Park Boys, Reno 911!, Summer Heights High и Outsider’s Inn, а также фильмы Кристофера Геста. Частично Retroscripting может содержаться во Friday Night Lights, небольших фрагментах S.W.A.T. Спецназ города Ангелов, Black and White и некоторых фильмах Роберта Олтмена.

Телевидение

Retroscripting также может относиться к практике перезаписи начальных или не подготовленных заранее диалогов во время программы. Применяется данная техника в следующих случаях:

• Для того, чтобы сделать эпизод более актуальным, выделив последние новости и скандалы.
• Для цензуры потенциально опасного текста. Один из эпизодов сериала Отчаянные домохозяйки подвергся цензуре, в связи с кончиной Папы Римского. Строка была переозвучена с «You have to hand it to the Catholics. They know how to do grief better than anyone» на «You have to hand it to Gabby and Carlos. They know how to do grief better than anyone».
• Если у актёра возникают трудности с текстом. В в одном из эпизодов сериала Звёздный путь, по словам Уильяма Шэтнера, у его партнёра ДеФореста Келли были проблемы с произношением имени инопланетянина «Гумато». Келли всё время говорил «Мугато», именно так в конечном итоге монстр и был назван официально.

Отрывок, характеризующий Retroscripting

Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.