Хаяма, Ёсики

Ёсики Хаяма
葉山 嘉樹
Имя при рождении:	Ёсики Хаяма
Дата рождения:	12 марта 1894(1894-03-12)
Место рождения:	Мияко, Фукуока, Японская империя
Дата смерти:	18 октября 1945(1945-10-18) (51 год)
Гражданство:	Японская империя Японская империя
Род деятельности:	писатель
Годы творчества:	1923—1945
Язык произведений:	японский

Ёсики Хаяма (12 марта 1894 года — 18 октября 1945 года) — японский пролетарский писатель.

Биография

Хаяма родился в самурайской семье в посёлке Тоёцу, ныне Мияко, Фукуока. После окончания средней школы он поступил в университет Васэда, откуда его исключили за задолженность по учёбе. Работал матросом на флоте, плавал по маршруту Калькутта-Муроран-Иокогама. Опыт этого периода жизни послужил основой его поздних произведений. В 1920 году работал на цементном заводе в Нагое, после получения производственной травмы пытался безуспешно основать профсоюз. Присоединился к рабочему профсоюзу в Нагое, возглавлял акции по улучшению условий труда.

В 1923 году был арестован и посажен в тюрьму. В заключении написал рассказы «Человек, живший на море» (об ужасных условиях труда на китобойных суднах) и «Проститутка». После освобождения в 1926 году напечатал «Проститутку» в журнале «Литературный фронт». Произведения Хаямы беспристрастно описывают естественные чувства людей и стремятся к высокой степени литературного совершенства. «Человек, живший на море», в частности, считается шедевром японской пролетарской литературы. Помимо этого, написал следующие произведения: «Полдня в тюрьме», «Письмо, найденное в цементной бочке», «Движущаяся деревня», «Помутнение».

На поздних этапах биографии отказался от идей марксизма и стал поддерживать идеи японского империализма. С 1934 года он проживал в префектуре Нагано и параллельно литературной деятельности он также работал на стройке. В 1943 году писал статьи для маньчжурской газеты «Мансю», сам несколько раз ездил в Маньчжурию и, наконец, в июне 1945 года поселился там с дочерью, чтобы основать новую деревню. Когда он возвращался в Японию, умер в поезде от внутричерепного кровоизлияния 18 октября 1945 года.

18 октября 1977 года Хаяме был установлен памятник в его родном посёлке.

Литература

• Letter found in a cement-barrel. In: Modern Japanese Stories, ISBN 978-0804833363

К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Хаяма, Ёсики

Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.