Друйка
Друйка | |
Река Друйка в агрогородке Друя | |
Характеристика | |
---|---|
Длина |
52 км |
Бассейн |
1050 км² |
[tools.wmflabs.org/osm4wiki/cgi-bin/wiki/wiki-osm.pl?project=ru&article=Друйка Водоток] | |
Исток | |
— Высота |
129,8 м |
— Координаты |
55°36′25″ с. ш. 27°06′12″ в. д. / 55.6069° с. ш. 27.1032° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.6069&mlon=27.1032&zoom=15 (O)] (Я) |
Устье | |
— Высота |
98 м |
— Координаты |
55°47′37″ с. ш. 27°26′36″ в. д. / 55.7935° с. ш. 27.4434° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.7935&mlon=27.4434&zoom=12 (O)] (Я)Координаты: 55°47′37″ с. ш. 27°26′36″ в. д. / 55.7935° с. ш. 27.4434° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.7935&mlon=27.4434&zoom=12 (O)] (Я) |
Расположение | |
Водная система | |
| |
Страна | |
Регион | |
| |
Друйка — река в Витебской области Белоруссии.
Друйка вытекает из озера Дривяты (Браславская группа), протекает 52 км по Браславской гряде, после чего впадает в Западную Двину. Площадь бассейна — 1050 км². В течении реки находятся озёра Цно, Неспиш, Недрово.
У деревни Друйск расположена Браславская ГЭС, также позволяющая регулировать уровень воды в Браславских озёрах. Впадает Друйка в Западную Двину около агрогородка Друя.
Содержание
Происхождение названия
А. Ванагас, рассматривая название Druja (литовское название реки Друйка), приводит соответствия на территории Литвы: Druja, Druoja[1]. По мнению В.Н. Топорова, названия Druja - балтского происхождения, от балтского корня drav- : dru- : druv- со значением "крепкий, сильный, быстрый; дерево"[2]
Основные притоки
Реки Плескавица (справа) и Обабица (слева).
На реке
Село Друя, Браславская ГЭС.
Название
Напишите отзыв о статье "Друйка"
Примечания
Литература
- Ресурсы поверхностных вод СССР. Описание рек и озёр и расчёты основных характеристик их режима. Т. 5. Белоруссия и Верхнее Поднепровье. Ч. 1-2. -Л., 1971.
- Природа Белоруссии: Попул. энцикл./ БелСЭ; Редкол.: И. П. Шамякин (гл.ред.) и др. -Мн.: БелСЭ, 1986. −599 с., 40 л. ил.
- Блакiтная кнiга Беларусi: Энцыкл. / БелЭн; Рэдкал.: Н. А. Дзiсько i iнш. — Мн.: БелЭн, 1994.
Ссылки
- [poseidon.by/content/reka-druika Белорусский Посейдон. Река Друйка]
Это заготовка статьи по географии Витебской области. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Друйка
– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.
Прения продолжались долго, и чем дольше они продолжались, тем больше разгорались споры, доходившие до криков и личностей, и тем менее было возможно вывести какое нибудь общее заключение из всего сказанного. Князь Андрей, слушая этот разноязычный говор и эти предположения, планы и опровержения и крики, только удивлялся тому, что они все говорили. Те, давно и часто приходившие ему во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки и поэтому не может быть никакого так называемого военного гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может быть определена? Никто не мог и не может знать, в каком будет положении наша и неприятельская армия через день, и никто не может знать, какая сила этого или того отряда. Иногда, когда нет труса впереди, который закричит: „Мы отрезаны! – и побежит, а есть веселый, смелый человек впереди, который крикнет: «Ура! – отряд в пять тысяч стоит тридцати тысяч, как под Шепграбеном, а иногда пятьдесят тысяч бегут перед восемью, как под Аустерлицем. Какая же может быть наука в таком деле, в котором, как во всяком практическом деле, ничто не может быть определено и все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. Армфельд говорит, что наша армия отрезана, а Паулучи говорит, что мы поставили французскую армию между двух огней; Мишо говорит, что негодность Дрисского лагеря состоит в том, что река позади, а Пфуль говорит, что в этом его сила. Толь предлагает один план, Армфельд предлагает другой; и все хороши, и все дурны, и выгоды всякого положения могут быть очевидны только в тот момент, когда совершится событие. И отчего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который вовремя успеет велеть подвезти сухари и идти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью и массы подлецов льстят власти, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. Напротив, лучшие генералы, которых я знал, – глупые или рассеянные люди. Лучший Багратион, – сам Наполеон признал это. А сам Бонапарте! Я помню самодовольное и ограниченное его лицо на Аустерлицком поле. Не только гения и каких нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они – власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенностью, что ты полезен!“