Автопортрет (Петров-Водкин)

К. С. Петров-Водкин

Автопортрет. 1918

Холст, масло. 71 × 58 см

ГРМ, Санкт-Петербург

К:Картины 1918 года

«Автопортрет» — наиболее известное произведение художника в этом жанре, написанное в 1918 году. С 1924 года находится в собрании Государственного Русского музея в Санкт-Петербурге.

История

В творчестве К. С. Петрова-Водкина 1918 год был годом натюрморта. В его письмах к матери из Петрограда присутствует ощущение разрушения привычного жизненного уклада. Работа стала одним из немногих примеров обращения к другому жанру, неким итогом напряжённых размышлений о месте и роли художника в «апокалипсические времена», «поиском стабильности в глубинах собственной личности».

По мнению Л. Зингера, ссылающегося на К. А. Федина и А. Н. Самохвалова, лично хорошо знавших К. С. Петрова-Водкина, портрет 1918 года достоверно передаёт облик художника. Но значение работы, конечно, не исчерпывается внешним сходством. Созданный образ помогает глубже понять чувства и переживания художника-мыслителя перед выбором, поставленным эпохой, его сложный, противоречивый характер.

Схожей оценки придерживается и Л. Большакова. Известно, что в январе 1918 года К. С. Петров-Водкин избирается профессором Академии художеств. Чувство ответственности дополнялось в эти дни у художника отчётливым пониманием тех возможностей, которые открыла перед ним революция для построения нового искусства России на основе собственных художественных и мировоззренческих принципов. По мнению Л. Большаковой, «такая позиция демиурга—хранителя продиктовала иконную формулу автопортрета».

Критика

Об «Автопортрете» 1918 года К. С. Петрова-Водкина писали многие известные исследователи как творчества художника, так и истории советского портрета. Среди них Л. В. Мочалов, В. А. Леняшин, Л. С. Зингер, Н. Л. Адаскина и другие.

В. А. Леняшин называет портрет «идеальным образом идеального портретиста Революции». «В планетарно-сферической мощи черепа, аскетизме внешнего облика, — рабочий, художник, комиссар? — в прозревающей будущее неумолимой пристальности взгляда есть простота и надменность, свойственные избранным — тем, кто посетил мир в его роковые минуты, чтобы идти и исцелять слепых. Это … благородный образ никогда не улыбающегося художника-подвижника, художника-мученика, жетрвующего собой, наступающего „на горло собственной песне“, но требующего жертвы и от других… За его головой просматриваются очертания креста — неверие, доведённое до уровня новой религиозности».

По мнению Л. С. Зингера, автопортрет 1918 года стал «своеобразным прологом к портретной галерее К. С. Петрова-Водкина советского периода. Это произведение одновременно отмечено и мудрой зрелостью большого таланта, и стремлением к открытию нового, и чувством ответственности за будущее людей. Л. С. Зингер называет работу превосходным образцом живописного самоанализа, отразившего сложные переживания художника в переломную историческую эпоху.»

Большинство исследователей также указывает на «Автопортрет» 1918 года как на отправную точку в утверждении монументальных тенденций в постреволюционной советской станковой картине в целом и в жанре портрета в частности.

В. А. Леняшин идёт в своих оценках работы дальше. «От „Автопортрета“, — пишет он, — начинается тот тернистый путь, по которому, дав „присягу чудную четвёртому сословью“, двинулись пылкие тирибуны революции и те, кто, „по стране родной прошёл стороной, как проходит косой дождь“. Это был путь к „Октябрю“ С. М. Эйзенштейна и „Посвящению Октябрю“ Д. Д. Шостаковича, „Дням Турбиных“ М. А. Булгакова и „Чевенгуру“ А. П. Платонова, к малютинскому „Портрету Н. Гибнера“ с его ласково-твёрдым прищуром и могучему „Горняку“ П. А. Осолодкова, „Краснофлотцам“ Б. Н. Ермолаева и „Девушке в футболке“ А. Н. Самохвалова, весенне-революционным „Формулам“ П. Н. Филонова и драматизму позднего К. С. Малевича».

См. также

• Изобразительное искусство Ленинграда
• Портретная живопись в изобразительном искусстве Ленинграда

Источники

• К. С. Петров-Водкин. Альбом. Вступит. статья Л. В. Мочалова. Л: Аврора, 1971.
• Зингер, Л. С. Советская портретная живопись 1917 – начала 1930-х годов. М: Изобразительное искусство, 1978.
• Леняшин, В. А. Портрет столетия / Портрет в России. ХХ век. Альманах. Вып. 10. СПб.: Palace Editions, 2001.
• Портрет в России. ХХ век. Альманах. Вып. 10. СПб: Palace Editions, 2001.

Отрывок, характеризующий Автопортрет (Петров-Водкин)

Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.