Апион (грамматик)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Апион
Дата рождения:

20-е годы до н.э.

Место рождения:

Оазис Сива

Дата смерти:

45-48 года н. э.

Место смерти:

Рим

Страна:

Эллинистический Египет, Римская империя

Научная сфера:

грамматик, софист

Известные ученики:

Плиний Старший

Апион (20-е годы до н. э. — около 45-48 года н. э.) — греко-египетский грамматик, софист.

Апион родился в египетском оазисе Сива. Его имя скорее всего происходит от имени египетского бога Аписа, что указывает на его египетское происхождение. Сам Апион утверждал, что он родился в Александрии, но вероятно он лишь переехал туда, где и учился. Когда Теон, глава гимнасии в Александрии умер, Апион стал его преемником на этом посту. В 40 году во время межобщинных столкновений в Египте входил в состав делегации, защищавшей перед императором Калигулой сторону греческой общины. Споры были посвящены статусу александрийских евреев. По этому поводу Апион выступил с большой речью против евреев. В результате Калигула принял сторону греческой делегации.

По этому поводу римско-еврейский историк Иосиф Флавий написал трактат, повествующий о древности еврейского народа — «Против Апиона». А Апион остался жить в Риме и открыл там школу, в которой учился Плиний Старший, и преподавал риторику в Риме в правление императора Клавдия. В 45/48 году Апион «умер от загноения в страшных мучениях»[1]

Апион написал ряд работ, из которых ни одна не сохранилась целиком. Известно о его пятитомной «Истории Египта», а также история «о рабе Андрокле и льве» из его книги «Чудеса Египта». По словам Авла Геллия Апион «отличался большой начитанностью» и имел прозвище «Плистоник»[2]. Известно, что он комментировал поэму Гомера «Илиада»[3].

Повторив обвинения против евреев своих предшественников (Манефон, Лисимах, Посидоний, Молон)[4], Апион пытался также обвинить евреев в человеческих жертвоприношениях и каннибализме. В одной из книг Апион написал, что сирийский царь Антиох Епифан был в Иерусалимском храме, и там к нему обратился грек, который утверждал, что его специально откармливают для последующего убийства и съедения. Иосиф Флавий высмеял это сочинение, указав, что в иудаизме нет человеческих жертвоприношений, и что в описываемой части храма язычника-грека просто не могло быть[5]. Тем не менее, эта легенда получила широкое распространение и впоследствии стала основой для кровавого навета[6].



См. также

Напишите отзыв о статье "Апион (грамматик)"

Примечания

  1. Иосиф Флавий. Против Апиона. II. 13.
  2. Авл Геллий. Аттические ночи. V. 14. 1.
  3. Hazel, John [books.google.com/books?id=bfkd6fy_zb8C&pg=PA17&lpg=PA17&dq=apion+settled+in+rome&source=bl&ots=F8ZbiqKJlE&sig=XWefhSipJsh_dWKwLR5kQfvz9W4&hl=en&ei=EI_fSYiGKY_ulQfyqLTgDg&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=4 Who’s who in the Roman World] books.google.com. Accessed 2009-4-10.
  4. Kaufmann Kohler, 1906.
  5. Иосиф Флавий, [www.chassidus.ru/library/history/flavius/2.htm Против Апиона]. 2:89-102
  6. Кардаш А. [abmishe.com/stat/stat1.html После Бейлиса]. Окна (20 ноября 2003). Проверено 24 июля 2011. [www.webcitation.org/66iJmyoJj Архивировано из первоисточника 6 апреля 2012].

Литература

Отрывок, характеризующий Апион (грамматик)

– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.