Атлас анатомии человека Синельникова

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Атлас анатомии человека
Общая информация
Автор:

Акад. В.П. Воробьёв,
закончен, редактирован и подготовлен к печати проф. Р.Д. Синельниковым

Жанр:

Медицинская литература

Язык:

русский

Оформление:

Художник Ф.К. Ковбас

Место издания:

Москва — Ленинград

Издательство:

Государственное медицинское издательство (МедГИз)

Год издания:

1938 (1-е издание)

Атлас анатомии человека профессора Синельникова — пятитомное издание, вышедшее в Государственном медицинском издательстве (Москва — Ленинград) в 19381942 годах по постановлению Совета Народных Комиссаров Союза ССР от 1 декабря 1937 года в увековечение памяти академика Владимира Петровича Воробьева.

На многие годы этот атлас стал одним из популярнейших учебников для высших медицинских учебных заведений Советского Союза и был переведен на английский, испанский, чешский, болгарский и арабский языки.

Атлас неоднократно переиздавался:

  • второе издание (1952—1958) в 2-х томах;
  • третье издание (1963) в 3-х томах;
  • шестое издание (1996) в 4-х томах.
  • седьмое издание (2007-2010) в 4-х томах


См. также

Напишите отзыв о статье "Атлас анатомии человека Синельникова"

Отрывок, характеризующий Атлас анатомии человека Синельникова

И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал: