Бартфаи, Кристиан

Кристиан Бартфаи
Личная информация
Гражданство	Венгрия Венгрия
Специализация	байдарка, 500 м
Клуб	Ваци Хайо
Дата рождения	16 июля 1974(1974-07-16) (49 лет)
Место рождения	Вац, Венгрия
Рост	175 см
Вес	78 кг
Награды и медали Олимпийские игры Бронза Сидней 2000 К-2 1000 м Чемпионаты мира Бронза Дуйсбург 1995 К-2 200 м Серебро Дуйсбург 1995 К-2 500 м Золото Дуйсбург 1995 К-4 200 м Серебро Дуйсбург 1995 К-4 1000 м Бронза Дартмут 1997 К-2 500 м Серебро Дартмут 1997 К-4 200 м Бронза Сегед 1998 К-2 500 м Серебро Сегед 1998 К-4 500 м Серебро Сегед 1998 К-4 1000 м Серебро Познань 2001 К-2 1000 м Чемпионаты Европы Серебро Познань 2000 К-2 1000 м Серебро Милан 2001 К-2 500 м Серебро Милан 2001 К-2 1000 м

Кристиан Бартфаи (венг. Bártfai Krisztián; 16 июля 1974, Вац) — венгерский гребец-байдарочник, выступал за сборную Венгрии в период 1992—2001 годов. Бронзовый призёр летних Олимпийских игр в Сиднее, чемпион мира, серебряный призёр чемпионатов Европы, победитель многих регат национального и международного значения.

Биография

Кристиан Бартфаи родился 16 июля 1974 года в городе Ваце, медье Пешт. Активно заниматься греблей на байдарке начал с раннего детства, проходил подготовку в местном спортивном клубе «Ваци Хайо» и позже в Будапеште в клубе MTK.

Первого серьёзного успеха на взрослом международном уровне добился в 1992 году, когда попал в основной состав венгерской национальной сборной и благодаря череде удачных выступлений удостоился права защищать честь страны на летних Олимпийских играх в Барселоне. Стартовал в двойках вместе с напарником Андрашом Райной на дистанции 1000 метров, дошёл до финала, но в решающем заезде финишировал лишь шестым, немного не дотянув до призовых позиций.

В 1995 году Бартфаи выступил на чемпионате мира в немецком Дуйсбурге и четырежды поднимался здесь на пьедестал почёта: получил бронзовую медаль в двойках на двухстах метрах, серебряную медаль в двойках на пятистах метрах, золотую медаль в четвёрках на двухстах метрах и ещё одну серебряную медаль в четвёрках на тысяче метрах. Будучи одним из лидеров гребной команды Венгрии, благополучно прошёл квалификацию на Олимпийские игры 1996 года в Атланте — в зачёте двухместных байдарок на дистанции 500 метров совместно с Жолтом Дьюлаи повторил результат четырёхлетней давности, снова стал в финале шестым, остановившись в двух шагах от подиума.

На чемпионате мира 1997 года в канадском Дартмуте Бартфаи взял бронзу в полукилометровой гонке двухместных экипажей и серебро в двухсотметровой гонке четырёхместных. Год спустя на домашнем мировом первенстве в Сегеде добавил в послужной список бронзовую медаль в двойках на пятистах метрах, а также серебряные медали в четвёрках на пятистах и тысяче метрах. На европейском первенстве 2000 года в польской Познани стал серебряным призёром в километровой программе байдарок-двоек. Позже отправился представлять страну на Олимпийских играх в Сиднее, где впоследствии завоевал бронзовую награду в двойках на пятистах метрах в паре с Кристианом Веребом — лучше финишировали только экипажи из Италии и Швеции.

Став бронзовым олимпийским призёром, Кристиан Бартфаи ещё в течение некоторого времени оставался в основном составе венгерской национальной сборной и продолжал принимать участие в крупнейших международных регатах. Так, в 2001 году он побывал на чемпионате Европы в Милане, откуда привёз две награды серебряного достоинства, выигранные в зачёте двухместных байдарок на дистанциях 500 и 1000 метров. Кроме того, в этом сезоне выступил на мировом первенстве в Познани, где стал серебряным призёром в километровой гонке байдарок-двоек. Вскоре по окончании этих соревнований принял решение завершить карьеру профессионального спортсмена, уступив место в сборной молодым венгерским гребцам.

Ссылки

• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/ba/krisztian-bartfai-1.html Кристиан Бартфаи] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)
• [www.canoeresults.eu/medals?year=&name=Bartfai+Krisztian Кристиан Бартфаи] — медали на крупнейших международных соревнованиях
• [web.archive.org/web/20100105013709/www.canoeicf.com/site/canoeint/if/downloads/result/Pages%201-41%20from%20Medal%20Winners%20ICF%20updated%202007-2.pdf?MenuID=Results%2F1107%2F0%2CMedal_winners_since_1936%2F1510%2F0 Списки чемпионов и призёров по гребле на байдарках и каноэ (1936—2007)]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Бартфаи, Кристиан

Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.