Битва за Рим (роман)

Битва за Рим
Ein Kampf um Rom
Жанр:	исторический роман
Автор:	Феликс Дан
Язык оригинала:	немецкий
Дата написания:	1871-1875
Дата первой публикации:	1876

«Битва за Рим» (нем. Ein Kampf um Rom) — исторический роман популярного немецкого писателя XIX в. Феликса Дана, его наиболее известное произведение.

История создания

Роман был написан в начале 1870-х гг., в период создания и становления Германской империи. На волне необычайного патриотического подъёма немецкое общество с особым интересом обратилось к изучению исторических корней германской государственности, к истокам национальной истории. По мотивам романа в конце XIX в. была поставлена опера Ксавера Шарвенки, а в XX в. снято два художественных фильма. Чрезвычайную популярность получил финальный хор «Расступитесь, народы!» (нем. Gebt Raum, ihr Völker, unsrem Schritt!). Литературные критики после Первой мировой войны зачастую рассматривали этот роман как предсказание судьбы Германской империи. Произведение изобилует живыми образами и подлинными биографическими характеристиками, благодаря чему обладает высокой степенью исторической достоверности; немецкая критика обычно относит «Битву за Рим» к категории так называемых «профессорских романов». В первом издании 1876 г. произведение вышло в 4-х томах.

Содержание

Роман повествует о противостоянии остготов и Восточно-римской империи, завершившемся войной и крушением королевства остготов в 552 г. Остготы, разгромив западную Римскую империю, основали на Апеннинском полуострове собственное королевство со столицей в Равенне. Их соседом и покровителем была могущественная Восточно-римская империя, вынужденная давать постоянный отпор натиску варварских племён с Востока и Севера. Её правитель, император Юстиниан, решил мобилизовать на борьбу с племенем вандалов и остготскую армию. В это время в Равенне правили трое сводных братьев — отважный Витихис, юный Тотила и мрачный Тейя — и их сестра Амаласвинта. Ссоры между братьями-королями, предательство их сестры и козни византийской царицы Феодоры не только спутали планы Юстиниана, но и сделали союзников врагами. Разгромить остготов император поручил своему лучшему полководцу — Нарсесу, который разбил остготские войска и захватил Рим. Однако, Нарсес распорядился выпустить оказавшихся в окружении остготов, и они погрузились на корабли, отправившись на поиски мифического острова Туле — своей легендарной прародины.

Gebt Raum, ihr Völker, unsrem Schritt!

Знаменитый финальный хор. Фабула происходящего такова: после разгрома остготской армии византийский полководец, в знак уважения к храбрости поверженного противника, приказал своим войскам расступиться и пропустить оставшихся в живых остготов. Остготы подняли на щиты тело убитого в бою короля и покинули поле сражения, выстроившись подобно почётному караулу вокруг погибшего вождя.

Немецкий оригинал Gebt Raum, ihr Völker, unsrem Schritt, Wir sind die letzten Goten. Wir tragen keine Schätze mit, Wir tragen einen Toten. Mit Schild an Schild und Speer an Speer, Wir ziehn nach Nordlandswinden, Bis wir im fernen grauen Meer, Die Thule Insel finden. Das soll’ne treue Insel sein, Dort gilt noch Eid und Ehre, Dort senken wir den König ein, Im Sarg von Eschenspeere. Wir kommen her, gebt Raum dem Schritt, Aus Romas falschen Toren: Wir tragen nur den König mit, Die Krone ging verloren.

Русский перевод Расступитесь, народы! Мы — последние готы! Мы не несём с собой сокровищ, Мы несём мертвеца. Щитом к щиту, копьём к копью Мы идём навстречу северным ветрам, Покуда в далёком сером море Не отыщем остров Туле. Этот остров должен существовать! Там ещё в силе клятва и честь. Там мы опустим короля В гроб из ясеневых копий. Расступитесь, народы! Сквозь лживые врата Рима Мы несём с собой только короля, Корона потеряна.

Экранизации

Произведение экранизировал режиссёр Роберт Сиодмак.

• Битва за Рим (две части: 1968 и 1969 годы)

Ссылки

• [gutenberg.spiegel.de/dahn/rom/rom.htm Текст на немецком в проекте Gutenberg-DE]

Отрывок, характеризующий Битва за Рим (роман)

– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.


Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами: