Бобохов, Сергей Николаевич
| Сергей Николаевич Бобохов | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Вероисповедание: | |
| Основные идеи: | |
| Род деятельности: |
профессиональный революционер |
Сергей Николаевич Бобохов (1858 Смоленская губерния Российская империя — 16 ноября 1889 Карийская каторга Российская империя) — русский революционер, народник, анархист.
Содержание
Биография
Родился в состоятельной дворянской семье чиновника. Отец — управляющий акцизными сборами в Саратовской губернии.
Учился в Саратовской гимназии. В 1874—1875 вместе с одноклассником Петром Ширяевым, младшим братом Степана Ширяева, участвовал в деятельности гимназического кружка, члены которого находились под влиянием революционной литературы и в особенности под влиянием П. Л. Лаврова и журнала «Вперед».
В 1875 году поступил в Ветеринарный институт при Медико-хирургической академии в Санкт-Петербурге.
В 1876 году принимал участие в студенческих беспорядках. В сентябре 1876 года был исключён из института и выслан в Саратов. Вместе с Ширяевым был организатором саратовского народнического кружка.
25 января 1877 года арестован в Саратове. Ширяев успел скрыться за границу, но Бобохов и некоторые члены кружка (всего семь человек) были арестованы. Содержался в Саратовском тюремном замке.
По Высочайшему повелению 14 июня 1878 года выслан под надзор полиции в Архангельскую губернию с воспрещением отлучек с места жительства. 30 июня 1878 года водворён в Пинеге.
В декабре 1878 года пытался бежать. 14 декабря 1878 года при задержании в дер. Родионовке (Холмогорский уезд) оказал вооруженное сопротивление, пытался стрелять из револьвера по полицейским(по официальной версии). По версии Бобохова — чтобы избежать административной кары и иметь основание быть подвергнутым гласному суду, на котором он надеялся раскрыть картину царского произвола над ссыльными революционерами, он при аресте выстрелил в воздух.
12 марта 1879 года временным военным судом[1] в Архангельске[2] был приговорён к смертной казни. Однако, в связи с несовершеннолетием[3] смертная казнь в апреле 1879 года была заменена 20 годами каторжных работ.
В сентябре 1879 года прибыл на Карийскую каторгу. На каторге провёл 10 лет. Ряд протестных голодовок и каторжный режим подорвали его здоровье.
Гибель
После телесных наказаний и смерти каторжанки Сигиды Н. К., вместе с 16 товарищами, принял яд. 15 ноября 1889 года от яда скончался Калюжный И. В.
16 ноября 1889 года скончался, оставив предсмертную записку, в которой призывал своих товарищей к борьбе.
Напишите отзыв о статье "Бобохов, Сергей Николаевич"
Примечания
- ↑ В соответствие с Высочайшим указом от 5 апреля 1879 года, временные военные суды предусматривались для срочного решения дел в местах, отдалённых от того города, где функционировал военно-окружной суд. Временный военный суд комплектовался из кадровых офицеров по назначению начальника дивизии. Председательствовал во временном военном суде старший офицер, командированный из состава военно-окружного суда. В случае с Бобоховым, председательствовал на процессе командированный офицер из Санкт-Петербургского военно-окружного суда.
- ↑ [narodnaya-volya.ru/Person/person2.php Народная Воля - Персоналии Б]. Проверено 13 января 2013. [www.webcitation.org/6E0XwENvp Архивировано из первоисточника 28 января 2013].
- ↑ Возрастом совершеннолетия в Российской империи считался 21 год. Бобохов совершил своё преступление будучи несовершеннолетним.
Ссылки
- www.biografija.ru/biography/bobokhov-sergej-nikolaevich.htm
Отрывок, характеризующий Бобохов, Сергей Николаевич
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.
На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
